Гаудио А. Туареги: условия жизни и нравы

В большинстве своем туареги высокие, сухощавые и мускулистые, люди очень гордые и немногословные.

В тех случаях, когда им выказывают уважение, они проявляют себя довольно гостеприимными хозяевами, даже по отношению к чужеземцам. Однако туареги обидчивы и заносчивы. В их внешности сохранились ярко выраженные черты берберской расы, к которой, они принадлежат. Очень строгие племенные законы всегда запрещали туарегам — свободным воинам, принадлежащим к господствующей касте, — жениться на женщинах с черной кожей. Их традиции и язык остались неизменными; они ревниво охраняются и передаются из поколения в поколение.

Хотя туареги и привыкли уже к европейской рубашке с длинными рукавами, однако они охотнее продолжают заворачиваться в тонкий шерстяной хаик или в доккали — просторную тунику темно-синего цвета, которую носят поверх широких штанов, завязанных на лодыжке. Туареги не делают татуировки, не раскрашивают тела в отличие от своих слуг и чернокожих рабов. И только женщины, тоже заворачиваясь в длинные куски хлопчатобумажной ткани темно-фиолетового цвета и в легкие покрывала, продолжают согласно арабскому обычаю подкрашиваться хной. Туареги-мужчины и женщины — испытывают безудержную страсть к драгоценностям и разным украшениям. Воины привязывают их к единственной пряди волос, остающейся у них на голове после обязательной стрижки.

Серьги, браслеты, подвески, амулеты из серебра или рога, хранящиеся в кожаных мешочках с серебряной гравировкой, представляют собой живописный набор как воинов, так и женщин.

Но если не считать этих «эксцентрических» привычек, вся одежда туарегов приспособлена к той кочевой жизни, которую они ведут в пустыне. Длинные, удобные штаны, завязанные на лодыжке, как бы созданы для езды верхом; кожаный, обшитый белым холстом пояс стягивает талию; сандалии на широкой подошве и с загнутыми носами сделаны специально для ходьбы по песку и по каменистой почве, и, наконец, знаменитое покрывало-лисам — вот одежда, необходимая для жизни в пустыне.

Туарег не снимает свое синее или белое покрывало ни когда ложится спать, ни во время еды. Он лишь слегка отодвигает его, чтобы положить пищу в рот.

Покрывалом служит кусок ткани вроде шарфа длиной 1,5 метра. Его наматывают вокруг головы и закрывают лицо до самых глаз. Покрывало очень хорошо защищает органы дыхания от песка пустыни, а лицо и голову от солнечных лучей.

Обычай мужчин-туарегов носить покрывало — единственный в своем роде в Африке — отображается во многих легендах, которыми мы обязаны главным образом богатому воображению арабов. На самом же деле его происхождение до сих пор остается неизвестным, и, поскольку ни финикийцы, ни египтяне, ни римляне не упоминают о нем, возможно, что, появление этого обычая датируется более поздним временем, чем грек римская эпоха. Некоторые этнографы высказывал предположение, что обычай носить покрывало — какой-то загадочный, магический обряд, очевидно, давно забытый. Он предписывал закрывать рот покрывалом; возможно, это было своего рода «табу», касающееся рта.

Туарег не чувствует влечения к таким занятиям, как охота или скотоводство или тем более земледелие. Его инстинктивно тянет к войне; он, не задумываясь, нападет на любого, кто ему помешает. Теперь, правда, времена несколько изменились. Научные экспедиции — этнографические, геологические и альпинистские — пользуются услугами проводников-туарегов и могут без риска вступать на их территорию.

После второй мировой войны у туарегов осталось много магазинных винтовок, однако еще до 1950 г. французские власти их изъяли. Сейчас в Ахаггаре и в Тассили лишь изредка встречаются итальянские винтовки довоенного образца. Из-за нехватки огнестрельного оружия снова приобрело большое значение традиционное вооружение туарегов: длинное железное копье, меч с прямым клинком, кинжал, который носят в ножнах в левом рукаве, и большой прямоугольный щит из шкуры антилопы или верблюда.

Даже с таким примитивным оружием туарегам удалось завоевать уважение всего соседнего населения, основать могущественные государства и в течение долгого времени оказывать сопротивление арабам, суданцам и европейцам. Еще и сегодня они прибегают именно к этому оружию для урегулирования споров между племенами, т. е. в междоусобных войнах, столкновениях между царьками или вождями.

Нужно, однако, сказать, что туареги имеют свой рыцарский кодекс, в котором они очень четко проводят различие между войной (амджер) и грабежом (эджен).

Первое слово означает открытое сражение между племенами или объединениями племен, тогда как второе — кражу с помощью засад или неожиданных нападений.

Грабеж может сводиться к угону скота у одной или нескольких семей либо у соперничающего племени и обходится, как правило, без кровопролития, разве что хозяева пытаются защитить или отбить своих животных.

Инстинктивная жажда приключений толкает туарега на кражу не только коз, верблюдов и овец, но и драгоценностей, одежды и оружия, принадлежащих другим племенам. Еще недавно поселения суданских негров подвергались молниеносным нападениям грабителей, предпринимавшихся с целью захватить рабов. В то время как грабежи совершаются обычно летом, лучшим сезоном для войны считается, напротив, зима, время, когда легче найти пастбища для верблюдов и гораздо больше дичи в пустыне.

Как грабежи, так и войны подготавливаются и проводятся очень четко. На каждую операцию назначается верховный вождь, требующий полного повиновения. Он распределяет добычу, причем доля каждого воина устанавливается заранее, в ходе разработки плана нападения, и зависит от возложенной на него задачи.

В одной старой песне туарегов говорится: «Дай мне мехари, седло и шатер — и я буду счастлив».

Действительно, туарег проводит большую часть жизни верхом на верблюде, который дает ему возможность жить в пустыне и, если это необходимо, быстро передвигаться. Коричневый верблюд обеспечивает его молоком (шесть — восемь литров в день), мясом, шерстью, лекарствами (моча, например, используется как дезинфицирующее средство). Туарег перевозит на этом животном и свое имущество, ведь верблюд переносит до 250 кг груза.

Однако только мехари делает туарега счастливым и приносит ему ощущение свободы на просторах пустыни. Мехари, которые находили прежде применение в военных подразделениях французов в Сахаре, а также англичан и итальянцев, сделали грозными неожиданные атаки туарегов. Этот верблюд поистине их неразлучный спутник: хозяин часто бывает обязан ему жизнью. Нередко от мехари зависит, спасется ли туарег от преследования врагов, от песчаной бури, доберется ли вовремя до колодца с водой, сумеет ли убить резвую антилопу или газель.

На мехари туарег нагружает все, что ему может понадобиться в пути. В большую квадратную сумку из ярко окрашенной кожи, привязанную к седлу, он кладет еду, одежду, жевательный табак, смешанный с солью, бурдюки, наполненные маслом, пачки чая и и несколько кастрюлек для его приготовления.

Когда прозрачный и пылающий закатом горизонт возвещает о приближении ночи, туарег привязывает колышку веревочную уздечку (она прикреплена к железному кольцу в правой ноздре мехари), с помощь которой управляет животным; разбивает свою палатку, сшитую из шкур или вытканную из шерсти верблюда, овцы или муфлона, вносит внутрь сбрую и сумку, сооружает из трех камней очаг и зажигает перед палаткой огонь.

Пока на пустыню быстро опускаются холодные ночные тени, туарег садится на корточки перед огнем и пьет душистый чай. Часами он остается неподвижным, один перед девственной, необъятной природой. Молится ли он? Приходят ли к нему воспоминания? Страдает ли он от одиночества или наслаждается своей свободной жизнью?

При знакомстве с туарегами первое, что поражает больше всего, это частое использование ими христианского символа — креста. И верхушка седельной луки, и головка эфеса меча или кинжала имеют его форму.

Крестом же украшают сандалии (наил), и бурнус (шерстяной плащ), и щит; наконец, даже талисман из кусочка рога, который туарег носит на шее, сделан форме слегка намеченного треугольника, напоминающего этот христианский символ.

Туареги — мусульмане, однако еще и сегодня они сохраняют древние анимистические верования. Этнографы, конечно, были очень удивлены, встретив крест у туарегов, но не нашли никакого объяснения этому интересному явлению. Ученые полагают, что это отголоски христианской веры, которая была распространена Африке до мусульманского вторжения.

Несмотря на ислам, туареги верят в духов природы, потустороннюю жизнь и в, наваждения так же, как верили во времена грека Геродота и римлянина Помпония Мелы, судя по сообщениям последних. Туарег часто старается предугадать будущее; он опускается на колени на могилу своих предков и, погрузившись в раздумья, ожидает от них предсказаний.

Двор аменокала, «верховного вождя» — отголосок сказочного средневековья в самом сердце Сахары. Однако на первый взгляд он похож на обычный лагерь бедных кочевников пустыни и трудно представить себе, какие неожиданности здесь скрываются.

Шатер, где живет аменокал, самый обыкновенный и ничем особенным не выделяется, хотя сшит из сотни шкур и растянут на десятке кольев двухметровой высоты. Внутри он просторен; до 30 кв. м. Разбросанные в живописном беспорядке шкуры диких животных, ковры, холодное и огнестрельное оружие, щиты, огромная ступка для проса и фиников, седла, чересседельные мешки, бараньи рога, где хранят масло, и большой барабан — вот те предметы, которые находятся в шатре. Позади шатра в двух больших ямах хранятся запасы зерна: это царские хранилища. Чуть подальше — обширное, окруженное живой колючей изгородью пространство, царские конюшни, где содержатся самые красивые верблюды и мехари из стада, принадлежащего племени.

Однако больше всего поражает контраст между столь скромной внешней обстановкой и царственной атмосферой, которой окружен аменокал. Он абсолютный монарх и вступает на престол согласно наследственному праву, по которому верховная власть после смерти аменокала переходит к его брату; при отсутствии родного брата — к двоюродному, а если таковых не имеется, к старшему сыну старшей сестры.

Главы знатных семей собираются на совет и утверждают кандидатуру нового аменокала. Затем последний принимает клятву на верность и подношения племен-вассалов в виде шкур, соли, зерна, масла, коз, верблюдов. Кроме того, все караваны, пересекающие территорию племени, обязаны платить натурой аменокалу пошлину за проезд, а еще недавно каждый воин должен был вносить подать своему вождю по 5 французских франков.

Знатные семьи также платят суверену дань, которую, впрочем, возмещают за счет своих вассалов.

Огромный барабан, находящийся в шатре аменокала, служит символом царского достоинства. Его сдержанная барабанная дробь слышна лишь по случаю начала войны, заключения мира да еще тогда, когда царь вершит правосудие.

Как у любого знатного воина, у аменокала есть свои оруженосцы, обычно чернокожие, которые носят за ним его длинное копье и большой прямоугольный щит.

Но даже все эти полномочия и почести не гарантируют аменокалу спокойную жизнь. Не говоря уж о набегах и сражениях с соперничающими группировками и племенами, а также с изгнанными инакомыслящи, царь, по традиции, будучи верховным военным вождем должен лично участвовать в этих сражениях. Совет знати может сместить аменокала, если он не способен повелевать или окажется не слишком храбрым. Аменокал обязан также вступать в поединок с членами царской семьи, претендующими на престол. Кроме того, нередко его положение зависит от воли или капризов придворных женщин, которые пользуются громадным влиянием на совет знати. Все это приводит к тому, что практически аменокал окружен бесконечными придворными интригами и, если хочет удержаться на троне, должен проявлять большую изворотливость. Добавим к этому, что монарх не может отдавать прямые распоряжения; они должны пройти через амраров, т. е. знатных советников, которые не всегда соблюдают его интересы.

Каста имохар, состоящая из самых богатых владельцев скота и зерна, — аристократический класс, в чьих руках была сосредоточена вся власть: за этими отборными воинами стоят их вассалы и слуги.

Наконец, очень важную роль у туарегов играет класс инислимен, т. е. святых людей, или марабутов пользующихся религиозной властью.

Когда я ехал по Центральной Сахаре в район Ахаггара, направляясь к Аиру, с машиной что-то случилось. Это заставило меня искать пристанища в лагере туарегов тайток, чьи козы и верблюды паслись на скудном пастбище на дне пересохшего уэда.

Я предложил аменокалу немного риса и чая. За это он принял меня от имени всего племени и отдал вместе со мной «визит вежливости» всем своим соплеменникам, обходя палатку за палаткой. В небольшой естественной пещере, куда не удавалось пробиться даже яркому солнечному свету, сидели на корточках два человека. Они были без шеша (покрывала, которым закрывают лицо), с бритыми головами и что-то мастерили с помощь металлических инструментов.

Я заинтересовался их работой и хотел подойти поближе. Однако аменокал резко остановил меня, молча, но выразительно демонстрируя свое отвращение к этим «парням».

— Это всего лишь инеден, — добавил он на языке тамашек, — они приходят неизвестно откуда и, кроме того, прелюбодействуют с рабынями.

Затем он широким жестом пригласил меня в свой шатер. Там аменокал объяснил, что заинтересовавшие меня ремесленники-евреи из Ахаггара сопровождают племена туарегов. При его племени живут 14 таких ремесленников.

— Мои предки, — сказал вождь, — обращались с ними как с рабами, я же отношусь к ним как к свободным слугам. Они делают для меня вещи, которые мы сами не умеем делать, а живут на то, что получают от меня, и благодарят Аллаха всемилосердного.

На следующий день, пока мой шофер-шаамба пытался вызвать в машине желание продолжать путешествие, мне удалось немного — правда, незаметно, чтоб не обидеть хозяев, — понаблюдать за ремесленниками; одни стучали по наковальне, другие раскрашивали кожу. Я увидел, что эти столь презираемые люди весьма изобретательны. У них имелась сумка с набором небольших хитроумных металлических инструментов, которыми они ловко пользовались, нанося на кожу узор, а также для удаления зубов и, кажется, даже трепанации черепа. Они выполняют и роль парикмахеров племени. Как и в средневековой Европе, в современной Сахаре ее суеверные жители считают, что столь необычные способности идут от сверхъестественных и демонических сил — следовательно, этих людей надо опасаться и проклинать.

Ремесленники внушают своим хозяевам такой сильный ужас, что те при встрече уступают им дорогу и затыкают уши, чтобы не слышать их песен, причем мужчины боятся дурного глаза, а женщины бесплодия.

Инедены говорят на непонятном диалекте, который напоминает язык евреев Туата.

Нелегко определить происхождение инеденов. Может быть, они потомки тех ливийских племен, которые в пуническую, римскую и византийскую эпохи населяли Центральную Сахару и создали в пустыне подлинную цивилизацию. Генеалогия некоторых из них, возможно восходит к Моисею и к эпохе Книги бытия, где они фигурируют под именем лехабим, тогда как в Библии они названы лубим. Это имя в египетских надписях XIX династии засвидетельствовано в форме «лебу». Но были ли эти ливийцы палестинскими евреями, пленниками Египта, перебравшимися затем в страну гарамантов (нынешний Феззан), или же коренными жителями Сахары, принявшими иудаизм, сказать невозможно.

Привилегированная роль женщины. Если говорить о жизни женщин Сахары, то у туарегов она раскрывается с наиболее удивительной стороны, более нигде не принятой в мусульманском мире.

Чтобы понять роль женщины в туарегском обществе, следует прежде всего вспомнить, что, согласно легенде, этот народ происходит от знатной женщины по имени Тин Хинан, о которой написано много сказок и раманов. Но эта легендарная личность стала исторической после того, как неподалеку от Абелессы в кургане доисламской эпохи были найдены и идентифицированы ее останки. Оказалось, что «царица туарегов» действительно существовала. Ее образ вдохновил Пьера Бенуа на создание знаменитой «Антинои».

Гордые и очень красивые, наследницы Тин Хинан сохранили благородные и властные манеры, отличающие их от женщин других мусульманских стран. Став ныне полноправными гражданками молодой Алжирской республики, туарегские женщины остались такими же, как их описывал Лев Африканский: «Эти дамы весьма любезны в разговоре, они охотно подают вам руку…» Непринужденность женщин Сахары неизменно удивляла и удивляет арабов, как путешественников средневековья, так и чиновников молодой Алжирской республики, не привыкших к подобному поведению своих жен. Социальные институты туарегов защищают то привилегированное положение, которое занимает женщина в их обществе, а ее полная независимость, особенно до замужества, воспринимается мужчинами как нечто само собой разумеющееся. В противоположность остальному исламскому миру туареги вовсе не ставят себя выше своих жен, а относятся к ним с глубоким уважением и почтением…

Туарегская женщина самая свободная среди всех мусульманок (она пользуется даже большей свободой, чем многие европейские женщины, как я сам мог в том убедиться). Мужчина женится не для того, чтобы пользоваться своей женой как вещью, а чтобы создать семью и окружает ее заботами и любовью.

Так, например, женщина после родов расстается с мужем на сорок дней. Когда же она, возвращается, муж дарит жене новую одежду и сандалии, а также украшения, подчеркивая этим свое уважение к ней как к матери. Нужно сказать, что материнство пользуется у туарегов величайшим почетом.

Воспитание детей, как мальчиков, так и девочек, целиком доверяется матери, тем более что туарегские женщины образованнее мужчин. Действительно, почти все они умеют читать и писать на тифинаг — языке, близком к древнеливийскому и имеющему свой собственный алфавит. Тифинаг ныне употребляется только туарегами, но туареги-мужчины уже чаще пишут и говорят по-арабски в ущерб берберскому. Те же, кто знает только берберский язык, передают его на письме арабскими буквами. Таким образом, именно женщины — хранительницы языка предков — не позволили ему превратиться в мертвый язык.

Наблюдая за хлопотами женщин в туарегском лагере, выносишь определенное впечатление, что они более развиты и умны, чем мужчины… тем более что последние закутаны в покрывало, а женщины всегда ходят с открытым лицом. Как это ни забавно, но во время моих двух поездок в страну туарегов я ни разу не видел ни одного мужского лица, тогда как в общении с женщинами у меня не возникало никаких затруднений.

В этом сахарском обществе, полностью подчиненном обычаям, одна неожиданность сменяет другую: девочка пользуется всеми теми преимуществами, которые в остальных мусульманских странах предоставляют только мальчикам; к тому же она получает более полное образование. Женщины любовно и терпеливо передают ей множество практических навыков. Для начала она берет уроки кулинарии, впрочем весьма простые, а также знакомится с растительным миром Сахары, чтобы научиться отличать съедобные растения от ядовитых. Кроме того, ее учат шить, штопать, прясть козью шерсть, выделывать кожу, разбивать палатку, причесывать мужчин и женщин.

Позднее столь же заботливо зачинают заниматься культурным развитием девочки. Мать учит ее писать и читать на тифинаг, обучает Корану и молитвам, стихам и декламации и — что очень ценится в туарегском обществе — игре на амзаде, однострунной скрипке.

Этот музыкальный инструмент — опаснейшее «оружие» в руках туарегской женщины. С его помощью он заставляет слушателей любить ее, желать, добиваться приглашать, ухаживать за ней; но самое главное — он может умолять и карать. Действительно, муж или возлюбленный, который ведет себя не лучшим образом, не может избавиться от страха перед тем, что, вернувшись в свою палатку либо отправившись вечером на ахал, не услышит от жены или своей любимой возбуждающих звуков амзада. В свою очередь, надежда на то, что женщины сыграют для него на своей волшебной скрипке, пробуждает в нем мужество и чувство соперничества, делает послушным и ласковым в отношениях с ними.

Такова власть музыки над сердцами тех, кого называют «грабителями пустыни».

Когда девочка достигает половой зрелости, отец устраивает в ее честь праздник и дарит одежду, полагающуюся молодой девушке.

Для туарегской семьи характерна личная свобода всех ее членов, чувство взаимного уважения и духовный союз. В ней скорее наблюдается сходство с европейской, нежели с классической мусульманской семьей.

Еще один важный момент, отражающий привилегированное положение туарегской женщины по сравнению с остальными мусульманами, заключается в том, что сахарская девушка имеет право сама по своему желанию выбрать себе спутника жизни, причем влюбленным позволено встречаться до свадьбы. Вопреки Корану обычай разрешает туарегской женщине отвергнуть своего мужа и потребовать развода с ним. Чтобы освободиться от брачных уз, женщине достаточно обвинить своего мужа в том, что он плохо с ней обращается, пренебрегает своими супружескими обязанностями, недостойно ведет себя или не уплатил приданого.

Туареги считают достаточно серьезной причиной для развода несходство характеров супругов. Однако надо сказать, что разводы нередко происходят по решению одной женщины, принятым ею против воли мужа.

Более того, чтобы не ждать три месяца — предписанного Кораном срока перед новым замужеством, женщина пользуется чрезвычайно удобным народным поверьем. К подножию дерева, в котором, как говорят, живет добрый дух, она кладет подношения. Он «соблюдает» вместо нее воздержание в течение трех месяцев, она с легким сердцем возвращается к свободной жизни, т. е. к состоянию ахсри.

Даже самый характерный для туарегов обычай является одним из своеобразнейших проявлений свободы, которой пользуется женщина в этом обществе. Я имею в виду ахал. Так по-берберски называются посиделки, нечто вроде вечеринки туарегской молодежи (наши вечеринки не столь поэтичны, но более приличны), почти каждый вечер устраивающиеся женщинами, свободными от всяких семейных уз. Здесь поют, беседуют, играют на амзаде, сочиняют стихи и поэмы; на посиделках присутствуют молодые люди обоего пола.

Приглашение подростка принять участие в ахале расценивается как признание его мужчиной. Он готов любой ценой добиться этого приглашения. А чтобы выглядеть лучшим образом в любовных стихах и рассказах, прославляющих его персону, да еще вызвать заинтересованный или даже восхищенный взгляд одной из музыкантш, он готов один сражаться против целой армии руми (так туареги называют европейцев).

Ахал — один из пережитков древних языческих ливийских обрядов, не поддавшийся исламизации.

Если туарегская женщина желает понравиться мужчине, она становится весьма кокетливой и прибегает к различным эстетическим ухищрениям, которые, правда, европейцу кажутся спорными.

Понаблюдаем за туалетом молодой женщины, собирающейся в шатер, где происходит ахал. Она не носит шаровар, подобно арабке, а наматывает вокруг бедер длинную белую юбку и надевает очень яркую кофточку у или же закутывается в гандуру, нечто вроде длинной белой туники, закрывающей все тело.

Ноги она обувает в деревянные сабо или сандалии, которые держатся благодаря кожаным ремням и напоминают те, что носили еще римляне.

Затем она долго гримируется: наносит на лицо мелкие рисунки охрой, красит порошком индиго губы и десны, а чтобы придать взгляду большую выразительность, обводит глаза широкой синей полосой. Затем настает очередь волос, предмета самых тщательных забот. Сначала туарегская женщина чистит их песком или золой, затем, чтобы вернуть им блеск, смазывает прогорклым маслом и расчесывает каждую прядь.

И наконец, заплетает прелестные косички, искусно укладывая их вокруг головы, — каждая, кстати, делает это по-своему. У некоторых племен женщины покрывают головы цветными платками (или, нередко, широкополыми соломенными шляпами, защищающими от палящих лучей солнца).

Все женщины, от самой смиренной имрад (низшая общественная группа, класс пастухов) вплоть до гордой имохар (класс аристократии), украшают себя драгоценностями из массивного или чеканного серебра — перстнями, многочисленными браслетами, массивными кольцами в ушах, бусами с подвесками. Туареги никогда не носят золотых украшений. А. Лот объясняет это тем, что, по их мнению, золото развращает душу человека и приносит несчастье.

Среди украшений, переходящих от матери к дочери всегда имеется ожерелье, которое носят, почти все туарегские женщины. Это подвеска на серебряной чеканной цепочке в виде двух венков: один сделан из сине-черного и зеленого стекла, другой имеет овальную сердцевину из слоновой кости, обрамленную небольшими серебряными шестиугольниками. Туарегские женщины носят на шее различные амулеты «на счастье» и кожаный футляр, представляющий собой настоящую дамскую сумочку в миниатюре. Как ни удивительно, но в этом небольшом футляре помещаются маленькие ножницы, косметика, зеркало и кошелек с двумя отделениями, — один для табака (они его нюхают или жуют) а другой для денег.

Теперь пора отправляться на ахал. Он может происходить в любой палатке лагеря, но обязательно где-то вдалеке от родителей и пожилых людей, чтобы молодежь, которая относится к ним с должным почтением, не стесняла себя. Однако хозяйке ахала помогает подруга постарше; ей и поручается возглавить это собрание (мне так и хочется назвать его светским) и сдерживать пыл слишком шумных гостей.

Юноши племени приходят на ахал пешком, разодетые в лучшие наряды, щеголяя вышитыми поясами, красивым оружием, эфес и ножны которого инкрустированы, а клинок отделан чеканкой.

Молодые люди и отдаленных племен, привлеченные славой юной красавицы либо искусством одной из музыкантш, решившие участвовать в ахале, прибывают на верблюдах. Он проделывают верхом не одну сотню километров по Сахаре и по горам, не давая себе отдыха ни днем ни ночью, питаясь толчеными финиками и… надеждой на успех.

В шатре на коврах удобно расположились молодые женщины со скрипками в руках. Каждая имеет одного или нескольких поклонников; они сидят, скрестив ноги, или полулежат, склонив голову к плечу музыкантши, чтобы лучше слышать музыку, ловя при этом сияющие и страстные взгляды предмета своего поклонения. Другие мечтательно смотрят вокруг и ждут поэтического вдохновения, чтобы сочинять стихи и серенады и посвящать их той, к которой стремится их душа. Третьи вглядываются в лица возможных соперников и стараются припомнить обидные для них подробности, касающиеся их отношения к девушкам, особенности поведения в повседневной жизни, в сражении, манеры одеваться и т. п. — и все это только для того, чтобы развенчать соперников в глазах красавицы.

Но самое интересное заключается в том, что эти словесные дуэли, где могут прозвучать самые сильные оскорбления, самые резкие обвинения, не кончаются ни драками, ни спорами, и даже не оставляют обиженных.

Таково рыцарское правило игры, принятое всеми ее участниками; в то же время никто из них не чувствует себя униженным, если потерпел поражение. Более того, соперники, не умеющие достойно отвечать и скрывать свою страсть или ревность или же повышающие голос и употребляющие грубые выражения, неуместные в подобной словесной перепалке, которая, несмотря ни на и что, носит почти дружеский характер, автоматически лишаются права участвовать во всех последующих ахалах.

Как бы то ни было, старшая женщина всегда следит за тем, чтобы не возникало нежелательных последствий, и налагает, если это нужно, небольшие штрафы на тех участников, кто переходит границы или забывает правила вежливости.

Что касается девушек, то своей музыкой, чаше всего сентиментальной, но порою и трогательной, они создают непринужденную и веселую обстановку. Юноши поощряют их возгласами «юю», неистово хлопают в ладоши и подпевают. Все чаще и чаще звуки амзада и пение прерываются взрывами смеха, шутками, выражениями восхищения и комплиментами в адрес музыкантш. Возбуждение достигает своего апогея, и мужчины начинают свободнее проявлять свои чувства: каждый принимается читать только что сочиненные им вирши, импровизировать, причем в стихах, имя девушки никогда не произносится, а только по намекам на какую-то деталь ее внешности или бытовую подробность можно догадаться, кому они адресованы. Женщины начинают покидать шатер, и каждая приглашает своего избранника следовать за ней подальше от посторонних взглядов.

Туарегская девушка никому, даже родителям, не обязана отчитываться за свое поведение, но после замужества она становится верной, преданной женой.

Туареги обладают особой настроенностью чувств и ума, что часто придает возвышенный характер их стихам и песням, не нарушая в то же время их непосредственности и свежести.

Однако специалисту, интересующемуся туарегской поэзией, придется нелегко, так как, не имея письменности, этот народ передает из поколения в поколение все свои произведения устно, через посредство все того же бессмертного ахала.

Я не останавливаюсь здесь на многочисленных стихах, созданных мужчинами и прославляющих воинские подвиги какого-либо отдельного героя или целого племени, смелость и выносливость верблюда; на эпических и романтических легендах об обманутой и безответной любви — все эти темы чаще, чем остальные, отражаются в творчестве кочевников.

Туарегские женщины и здесь, в области литературы, превосходят мужчин самобытностью и разнообразием, являясь наиболее красноречивыми выразителями мира жителей Сахары.

Эти стихи, воспевающие природу с ее ярким колоритом, небесные светила, животных, словом, все, из чего складывается среда, где рождаются, живут и умирают туареги, изумляют образным смыслом слов. Они приписывают любому предмету, который привлек взгляд и пробудил фантазию автора, человеческие, и даже личные, черты. Вершины гор Ахаггара, вода в источниках и колодцах, дающая туарегам жизнь, газели и шакалы, разделяющие эту с ними жизнь в знойной пустыне, верблюды, их верные друзья и неоценимые помощники, редкие кусты и редкая трава в бесплодных долинах, покрытых песком и камнем, — все это имеет свое название, свое лицо, свою душу и свою историю.

Романтически настроенные девушки превращают эту мертвую и бесплодную пустыню в живописную и сказочную страну; в их воображении она походит на сады Эдема.

Однако более всего туарегских поэтесс и музыкантш вдохновляет тема любви. Она вызывает к жизни каскады рифм — песни, просьбы, заклинания, сожаления; в них звучит мольба, они пылают страстью и полны мечтаний.

Что касается меня, то, побывав на ахале, я убедился, что человеческие переживания везде одинаковы. В 1952 г. я записал и перевел у туарегов тайток, несколько стихотворений, и среди них произведение одной девушки, любовь которой не находила ответа:

Не хочу, чтобы видел ты слезы мои,

чтоб узнал, как томлюсь и горю от любви.

Я на шумном ахале тоскую, дрожу

и амзад выпадает из рук.

Как охотник в засаде, я тихо сижу,

жду, когда ты появишься, друг.

Ты еще попадешься, хоть ты и хитер,

Ты потянешься сердцем в мой тихий шатер,

Хочешь пить? Я источник в пустыне безводной.

Ты озяб? Я тебя отогрею, холодный.

Сердце девушки, сердце влюбленной —

словно в полдень песок раскаленный.

Свадебные церемонии у туарегов изобилуют древними обрядами. Они сменяют друг друга в течение недели, и лишь на восьмой день супруги действительно могут считать себя мужем и женой. Тем временем ставится новая палатка, готовая принять молодую пару; марабут совершает обряд бракосочетания, а одна из самых старых женщин племени произносит необходимые заклинания, изгоняющие из будущей супруги злых духов, которые могут помешать брачному союзу. Затем будущая супруга передает ей пару новых сандалий и входит к своему мужу в палатку. Но и после этого еще много дней продолжаются танцы под звуки флейт, барабанов и амзадов и не прекращаются достойные Пантагрюэля трапезы и состязания в мужестве и ловкости среди воинов племени, к которому принадлежат молодожены.

В замужестве туарегская женщина остается свободной и продолжает пользоваться большим уважением.

Вместе со своим мужем туарегская женщина принимает участие в мужских собраниях и советах, происходящих в палатках; она имеет право высказывать свое мнение по вопросам, касающимся ее семьи и всего племени. Больше того, к ее мнению прислушиваются. Нередко женщины прекращали ссоры и споры, встав между противниками, уже готовыми взяться за оружие.

Муж пользуется правом покарать, даже убить неверную жену, но и жена вольна развестись с ним. Для этого ей достаточно отправиться к дереву Maerua crassifolia и, сложив под ним ритуальные подношения, громко объявить соплеменникам о своем желании быть свободной. Такая свобода женщин, так же как и обычай, согласно которому муж обязан в течение года жить среди родственников жены, прежде чем увезти ее, восходят к древней форме матриархата.

Экономические перспективы Ахаггара. Уже французская оккупация привела к значительному сокращению традиционных источников, откуда туареги черпали средства к существованию. Колониальные власти отменили право туарегов взимать пошлины с караванов, проходящих через их территорию. Был положен также конец грабительским набегам, а ведь племени удавалось иногда продержаться в течение целого года только благодаря добыче.

Кроме того, постоянная опасность и угроза нападения со стороны туарегов привели к тому, что главный торговый путь между рынками Северного Алжира и странами, расположенными южнее Сахары, отклонился от Ахаггара. Потеряв в результате этого значительную часть своих доходов, туареги в начале нашего века наладили собственную транссахарскую торговлю. Не располагая местными ресурсами для обмена, они специализировались на перевозках соли, которую брали в Амадроре, северовосточнее Ахаггара, а затем продавали африканцам Сахеля. Это так называемая меновая торговля. За один груз соли давали четыре груза проса.

Караваны отправляются в Амадрор в апреле — мае, совершая за оба перехода путь в 600–800 км. Однако иногда это расстояние увеличивается до 1400–1600 км. На обратном пути туареги покупают в Аире седла, оружие, сандалии, сухие сыры и перепродают все это на базаре в Таманрассете.

Обычно караван насчитывает около сотни верблюдов, причем каждый четвертый или пятый верблюд несет груз соли (50–60 кг). Считают, что в этой торговле ежегодно занято от 3 до 4 тыс. верблюдов. Столь архаическая торговля возможна ныне лишь благодаря решению правительства, запретившему перевозить соль грузовиками и оставившему этот источник дохода кочевникам.

По возвращении домой туареги складывают просо в небольшие личные глинобитные хранилища. Просо здесь потребляется в огромных количествах. Поскольку сельскохозяйственные районы Ахаггара производят главным образам пшеницу и ячмень и мало проса, то местное население предпочитает продавать либо обменивать пшеницу. Поэтому следующий караванный поток увозит часть урожая пшеницы в Джанет, прежде всего в Тидикельт, где его обменивают на финики, из которых тут же, чтобы уменьшить вес груза, вынимают косточки.

Однако эта меновая торговля сейчас значительна сократилась, так как были проложены новые проезжие дороги. Перевозки же зерна и фиников грузовиками теперь не запрещены, а только несколько ограничены.

Итак, туарег помимо продуктов, которые ему дает скот, питается просом, выменивая его на соль, и финиками, получаемыми в обмен на пшеницу. Второй постоянный источник дохода туарегов Ахаггара — скотоводство. Действительно, все племена кель-ахаггарв совокупности владеют в настоящее время стадам из 10–12 тысяч верблюдов, а также огромным количеством черных коз, с трудом находящих себе скудное пропитание на крутых склонах массива и на дне высохших уэдов.

Именно коза, как и 3 тыс. лет назад, продолжает кормить потомков гарамантов. В среднем она ежедневно дает от одного до двух литров молока. Приблизительно половину его выпивают, а остальное перерабатывают либо в очень твердый сыр, годный для длительного хранения, либо в уди (мягкое масло), в которое — чтобы оно не портилось — добавляют какую-то сахарскую траву.

Почти все потребляемое туарегами мясо, сырое и высушенное на солнце, — конина.

Овцы пасутся рядом с лагерем под присмотром малолетних пастухов, но верблюдам пастбищ в Aхаггаре не хватает. Их стада, особенно в засушливые годы, гонят почти до Тамесны в Нигерийском Аире и до Адрар-Ифорас в Республике Мали.

И тогда мужчины на несколько месяцев оставляют лагерь. Вот почему путешественники, оказавшиеся в Ахаггаре, часто застают в туарегских палатках одних только женщин, детей и стариков. «Ковбои» же необъятных сахарских просторов до своего возвращения в лагерь проходят более тысячи километров.

Теперь, после получения независимости и раздела территории Сахары между молодыми государствами, туареги Ахаггара платят пошлину Республике Нигер, если они собираются пасти своих верблюдов в Аире, поскольку туареги кель-ахаггар стали отныне гражданами Алжирской Народной Демократической Республики, то в Нигере они иностранцы. А кроме того, для своих животных они берут воду из колодцев, пробуренных жителями Нигера, и пользуются пастбищами, которые по праву претендуют туареги Нигера.

Это положение еще больше усложнилось за последние года, так как поголовье скота туарегов Нигера значительно возросло. В то же время у кель-ахаггар давно вошло в привычку вообще не перегонять свой скот обратно в Ахаггар, а пасти его в Нигере, в районе Тамесны.

В независимом Алжире в некоторых долинах Ахаггара начали складываться земледельческие центры, где селятся бывшие чернокожие рабы. Чтобы добраться до воды под руслом уэдов, они оборудуют сложные гидравлические установки — фоггара. Эти земледельцы становятся настоящими испольщиками туарегов; при этом либо туарег за свой счет разводит фруктовый сад, снабжая земледельца орудиями труда, семенами и просом для пропитания и получая в обмен на это 4/5 урожая ячменя и пшеницы, либо арендатор сам добывает себе пропитание и семена; в этом случае он отдает хозяину-туарегу лишь половину снятого урожая.

Почти все обрабатываемые земли, занимающие всего несколько сот гектаров, расположены вокруг Атакора. Если бы и в других районах Ахаггара началось подобное освоение земель, пусть даже частичное и постепенное, то, возможно, в настоящее время чрезвычайно бедная экономика туарегов несколько улучшилась бы.

Ведь жизненный уровень этих легендарных воинов-кочевников один из самых низких на земном шаре! Туарег имеет в среднем 150 кг зерна или фиников и немногим более тысячи старых франков в год на все свои покупки, включая сахар и чай.

Что касается кустарного промысла, то и здесь экономические возможности Ахаггара чрезвычайно ограниченны. Не так давно алжирские власти организовали в Таманрассете небольшой ремесленный центр. Его цель — познакомить туристов с местными изделиями Ахаггара и в то же время повысить заинтересованность самих туарегов в подобного рода деятельности.

В настоящее время в племенах кель-ахаггар имеются две разновидности кустарных промыслов: семейное производство, которым заняты женщины в своих палатках, или слуги и мужчины, и профессиональное производство инеден.

Прежде женщины сами изготовляли почти всю деревянную и кое-какую плетеную хозяйственную утварь.

Ныне же образовалось два мощных торговых потока: первый идет с севера и связан с торговцами из Гардаи, Метлили; второй — с юга, из Агадеса, Тахвы, Зиндера.

Торговый обмен между Алжиром и Суданом привел к обратному потоку товаров из Судана в Алжир; отсюда теперь и идет снабжение племени кель-ахаггар предметами ремесленного производства, которыми они привыкли пользоваться.

У самих кель-ахаггар нет определенной отрасли, на которой они, могли бы специализироваться в кустарных промыслах, за исключением плетеных соломенных циновок, служащих ширмой перед палаткой. Туареги Нигера тоже плетут красивые циновки, но несколько иного вида.

Главное занятие женщин — обработка кожи. Дубленые кожи идут на изготовление бурдюков для воды и молока, мешков для продовольствия, уздечек для мехари, палаток, сандалий. Поскольку поголовье скота постоянно уменьшается, то кочевнику приходится покупать за деньги в других районах, где скота больше, предметы, которые служат украшением упряжи и дают удобства в шатре.

Если семейный кустарный промысел — это изготовление простых хозяйственных предметов, то не так обстоит дело у профессиональных ремесленников, инеден. Первоначально они изготовляли различное оружие: мечи, железные копья, дротики, кинжалы, щиты и продававших в Европу. С появлением огнестрельного оружия ремесленники перешли на производство ножей, употребляемых для жертвоприношения животных и для бритья. Кроме того, они делают и чинят всевозможные металлические предметы, необходимые в быту: мотыги, серпы, топоры…

Ремесленники изготовляют классические украшения туарегов: большую нагрудную подвеску треугольной формы, браслеты, кольца, серьги, коробочки для амулетов. Эти украшения сделаны из массивного серебра в виде пластинок или чеканки. Их геометрические рисунки обычно похожи один на другой.

Обработка дерева мало распространена из-за отсутствия подходящего материала. Большинство предметов домашнего обихода, в том числе ступки, блюда, ложки, постановляют торговцы из Судана. Кроме того, они теперь предлагают по доступным ценам и скобяной товар, который привлекает покупателей своей новизной.

Жены ремесленников заняты только дублением кожи, из которой плетут шнурки и шьют мешочки для амулетов, женские и седельные сумки, бумажники… Они прядут также козью шерсть и делают из нее веревки или парадные сбруи для мехари.

Поскольку женщины кочевников и сами очень искусно обрабатывают кожу, то они редко прибегают покупке предметов, изготовленных женами ремесленников. Их приобретает главным образом африканское население сельскохозяйственных районов, жители Таманрассета, торговцы, перепродающие их в своих лавках, и туристы.

Фактически предметы домашнего обихода в большинстве своем изготовляются не здесь. Вся жизнь туарегов, все их традиции и обычаи, типичные для скотоводов, связаны с Суданом, который благодаря своему климату, разнообразным ресурсам и большим городам остается для них главным полюсом притяжения.

Пользуясь покровительством властей, туареги долгое время продолжали вести свободную и беззаботную жизнь. Однако с исчезновением основных источников дохода — скота едва хватает, чтобы прокормиться, караванная торговля страдает от конкуренции грузовиков, в сельскохозяйственных центрах все труднее найти арендаторов для обработки земли — их положение меняется.

Но в то же время запросы туарега растут. В лавках Таманрассета он видит всевозможные новые для него предметы, вносящие изменения в его доселе скромную жизнь, и, естественно, хочет их приобрести.

Однако новые занятия уже стали уделом других слоев населения: жители Мзаба, владеющие грузовиками и лавками, монополизировали современную торговлю, более образованные арабы с севера страны заняли должности квалифицированных рабочих, шоферов, почтовых служащих… харратины устроились разнорабочими на стройки. То же самое пытаются делать и некоторые бывшие рабы туарегов, а это может лишить племена кель-ахаггар всех их пастухов, погонщиков караванов и слуг.

Чтобы остановить процесс хозяйственного упадка, были выдвинуты предложения, предусматривающие повышение низкой рентабельности скотоводства. Для этого необходимо в самом Ахаггаре иметь достаточное количество пастбищ, чтобы не перегонять верблюдов в Тамесну. Используя относительно частые скопления туч над Атакором, предполагается вызывать искусственные дожди. В свою очередь, обсерватория Таманрассета оборудовала в Атакоре сеть дождемеров, которая будет давать туарегам сведения о количестве осадков, что позволит упорядочить использование пастбищ. Все эти предположения находятся еще в стадии эксперимента, но они представляют большой интерес, поскольку не требуют слишком больших перемен образа жизни кочевников.

В Ахаггарe открыли для них школы, тем самым сделав первые шаги по пути организации там школьного обучении. К сожалению, это мероприятие оказалось слишком дорогостоящим, поскольку число детей школьного возраста не превышает десяти человек на одного учителя. Пока работают всего две школы для кочевников, одна в лагере аменокала, вторая — в Тамесне.

Школьное обучение перенесено главным образом в земледельческие центры.

Хотя на первый взгляд туареги кель-ахаггар по-прежнему остаются все теми же великолепными, воинственными и свободными кочевниками, на самом деле их образ жизни из-за происходящих глубоких перемен меняется.

Этническая группа туарегов утрачивает свою самобытность, ибо во внешних сношениях ее язык вытесняется арабским или французским; богатая эпическая поэзия уходит в прошлое вместе с войнами; наконец, туареги, не имеющие многочисленного потомства, становятся свидетелями увеличения численности харратинов и арабов, отличающихся более высокой рождаемостью, которые перебираются в Ахаггар. В целом «низшие» слои прежней иерархии Ахаггара начинают превосходить своих бывших хозяев по богатству и техническому оснащению.

Кроме того, кочевая жизнь, прежде представлявшая собой силу туарегов, становится причиной их отсталости, так как они с трудом приспосабливаются к оседлости и требованиям современной жизни.

Проблемы, связанные с туарегами Ахаггара, носят в некоторой степени еще и психологический характер благодаря складу мышления, типичному для кочевников; они большей частью остаются равнодушными к переменам, которые пришли в Сахару следом за технической революцией широким распространением цивилизации.

Цитируется по изд.: Гаудио А. Цивилизации Сахары. Десять тысячелетий истории, культуры и торговли. М., 1985.