«…Трепов, по своему характеру и по своим убеждениям, не был никогда антисемитом. Поэтому вынужденные, благодаря пассивному отношению правительства, приемы борьбы с революцией Союза русского народа и окрепший под влиянием последнего антисемитизм не встречали в Трепове особого сочувствия, а даже скорее наоборот. В видах необходимого ослабления революционного фронта он был скорее сторонником возможного по инициативе правительства улучшения действительно тяжелого положения еврейской бедноты, тем более что, как ему было известно, это совпадало с личными взглядами на еврейский вопрос самого Государя *.
Даже в Москве, где Трепову вместе с Великим князем Сергеем Александровичем приписывалась суровая борьба с еврейством, ему не приходилось бороться с еврейской беднотой по той простой причине, что такой еврейской бедноты в Москве просто не было.
С назначением московским генерал-губернатором Великого князя Сергея Александровича само время предъявило к новой местной административной власти давно уже назревшее требование ввести прежнюю, во многих отношениях патриархальную московскую жизнь в более соответствующие законные рамки и обновить прежний неудовлетворительный состав полицейских и канцелярских служащих.
Новым представителям административного управления пришлось при этом, в первую очередь, натолкнуться на укоренившиеся в Москве злоупотребления, вследствие которых первопрестольная столица оказалась наводненной не имевшими права на жительство в Москве евреями, но как раз совсем не еврейской беднотой, а проникшими и продолжавшими туда проникать путем самых разнообразных незаконных приемов евреев в виде всякого рода маклеров, комиссионеров, гласных и негласных содержателей ссудных касс, торговцев контрабандой, дисконтеров, ростовщиков и ловких организаторов и агентов черной биржи.
Все эти люди отнюдь не могли быть причислены к еврейской бедноте, а применявшиеся ими приемы и способы обхода закона делали борьбу с ними чрезвычайно трудной и нередко вынуждали принятие более решительных мер для предотвращения возможности дальнейших злоупотреблений.
Эти мероприятия были раздуты прессой до невероятных размеров и вызвали бурю негодования в среде всего западноевропейского и американского общества.
Негодование это выразилось не только в ожесточенном походе против русского правительства почти во всей заграничной прессе, но и в прямом воздействии влиятельных кругов на некоторые иностранные правительства в смысле создания враждебного отношения к России, причем такое вредное для России влияние оказалось в действительности очень сильным. Об этом свидетельствует, между прочим, граф С.Ю. Витте, который прямо говорит в своих мемуарах, что он никогда бы не мог заключить Портсмутский мирный договор с Японией, если бы ему не удалось предварительно сломить явно враждебное отношение к России американского общественного мнения путем непосредственных переговоров с влиятельными представителями, которым он дал определенные обещания относительно смягчения сурового русского законодательства в отношении евреев.
Специфический характер русского революционного движения, казалось бы, должен был совершенно исключать возможность одновременного участия в нем тех русских людей, которые, принадлежа даже к либеральным партиям, не могли сознательно стремиться к разрушению русской государственности.
Трепову казалось, что достаточно было открыть им глаза на действительный характер тайных целей и неминуемые последствия революции.
Тем более было необходимо, с его точки зрения, повлиять на те русские общественные круги, которые, не принимая участия в революционном движении, под влиянием неудачной Японской войны и полной инертности правительственной власти все более и более охватывались противоправительственным настроением и сочувствием революции.
Вот тут-то якобы «на помощь» Трепову явились так нашумевшие еще недавно благодаря Бернскому процессу «Протоколы сионских мудрецов».
Утверждение, что эти протоколы являются произведением Рачковского или составлены кем-либо по его специальному заказу, является, разумеется, полнейшим вздором и чепухой не только потому, что он по своим познаниям и свойствам характера никогда не был бы в состоянии додуматься ни до чего подобного, но и потому уже, что самый Департамент полиции и Министерство внутренних дел за все время их существования никогда даже близко не подходили к столь отвлеченным и сложным методам работы и приемам борьбы с революционными течениями. Кроме того, при ближайшем ознакомлении с содержанием «Протоколов» можно вынести только одно впечатление, что авторство этих «Протоколов» принадлежит несомненно еврею и что они не могли быть написаны по заказу какого-либо чиновника полиции или агента политического розыска.
Гораздо более вероятной является версия, что Рачковский совершенно случайно набрел на эти протоколы в секретных архивах Департамента полиции, где они оказались просто и без всяких комментариев подшитыми к делу о Сионистском конгрессе 1897 года.
Была ли на найденной Рачковским в недрах Департамента полиции рукописи собственноручная надпись известного вождя сионистов Герцеля, как это утверждал Н.Е. Марков, остается недоказанным, а потому нельзя, разумеется, утверждать, да это, в сущности, даже и не так важно, что эта рукопись была извлечена агентом русской политической полиции из портфеля самого Теодора Герцеля, но из всех предположений все же самым вероятным должно быть признано похищение этой рукописи русским секретным агентом у кого-либо из членов конгресса, после чего она и хранилась все время подшитой к делу в секретных архивах Департамента полиции.
Подлинного, т. е. департаментского, списка «Протоколов сионских мудрецов» я не видел, но тот экземпляр, который находился у Трепова, представлял собой аккуратно сшитые в тетрадку листы почтовой бумаги большого формата, на которых эти протоколы, без всякого введения или предисловия, были тщательно перепечатаны на пишущей машинке.
Очевидно, со слов Рачковского Трепов придавал этим «Протоколам» огромное значение и, еще не будучи даже знаком с их содержанием, сильно преувеличивал ожидаемое от них влияние на русское общество, значительно переоценивая их в качестве необходимого агитационного материала. Сообщив мне об этих «Протоколах» именно как о находке, сделанной Рачковским в архивах Департамента полиции, Трепов тут же предложил мне приехать к нему вечером после окончания служебных занятий с тем, чтобы он мог прочесть мне вслух содержание найденной рукописи.
Такое наше ознакомление с содержанием «Сионских протоколов» продолжалось два или три вечера.
Написанные чрезвычайно тяжелым, нудным языком, эти «Протоколы» менее всего подходили к требованиям агитационной литературы. Главный их смысл заключался в изображении того разлагающего влияния, которое евреи, в силу своих расовых особенностей и исторически сложившихся условий их быта, всегда якобы оказывали на все христианские народности, среди которых им приходилось жить, подрывая основы христианской культуры и постепенно подчиняя себе и захватывая все наиболее важные двигатели частной, общественной и государственной жизни: печать, банки, торговлю и политическое влияние в парламентах и в правительствах.
Наиболее слабой стороной «Протоколов» представлялось якобы доказываемое ими существование тайного трибунала сионских мудрецов в качестве высшего возглавителя мирового еврейства, причем вся отрицательная по отношению к другим народностям работа объяснялась прямым влиянием и воздействием этого высшего еврейского трибунала, являясь следствием подробно разработанного сионскими мудрецами плана, направленного к достижению мирового господства и к порабощению всех других народов.
Таким образом, «Протоколы сионских мудрецов» до известной степени даже как бы ослабляли значение влияния евреев на другие народности, объясняя его не присущими им расовыми особенностями, а лишь предписаниями тайного трибунала, единственным доказательством существования которого должно было служить содержание этих же самых «Протоколов».
При таких условиях и в связи с фактом нахождения «Протоколов» в архивах Департамента полиции прямое опубликование их, на которое наталкивал Трепова Рачковский, представлялось едва ли полезным для тех целей, которые ставил себе Трепов в борьбе с революционным движением, так как можно было заранее с уверенностью сказать, что такое опубликование «Протоколов», при господствовавшем тогда настроении в русских интеллигентских кругах, вызовет лишь поток инсинуаций против русского правительства и, в частности, против Департамента полиции о якобы злонамеренной фальсификации «Протоколов».
«Протоколы сионских мудрецов» появились в том же году в печати в частном издании С.А. Нилуса.
Не указывая, каким образом эти протоколы тайного трибунала могли сделаться достоянием гласности, С.А. Нилус снабдил свое издание обширным предисловием, в котором он ставит направленную против всего христианского мира разрушительную работу еврейских темных сил в прямую зависимость от близкого прихода антихриста!.. Таким образом он сам в самом корне подорвал этим выступлением агитационное значение своей книги, которая и поступила беспрепятственно в продажу за отсутствием каких-либо оснований для наложения на нее ареста…»
Бельгард А.В. Воспоминания. М., 2009, с. 230-234.
Комментарии
* В воспоминаниях министра народного просвещения И.И. Толстого описывается его беседа с Николаем II и С.Ю. Витте о решении еврейского вопроса в Российской империи. В ответ на слова И.И. Толстого Николай II ответил: «Я не против равноправности евреев, но при решении вопроса необходимо оградить интересы русских людей» (см.: Воспоминания министра народного просвещения графа И.И. Толстого. М., 1997. С. 22-23, 25-27).
Бельгард А.В. Воспоминания. М., 2009, Коммент. Г.М. Пономаревой, Т.К. Шор, Н.Г. Патрушевой. с. 631.