Ларичев В.Е. Исключительность чжурчжэней

Чжурчжэнь. Старинный рисунок.

В политической и культурной истории народов Дальнего Востока чжурчжэни занимают исключительно важное место. Не случайно в последние десятилетия к ним приковано особо пристальное внимание исследователей восточно-азиатской этнокультурной области.

Если обратиться к эпохе раннего средневековья, то впервые название "чжурчжэнь" появилось на страницах источников первой половины VII в. Происхождение их в летописных хрониках по традиции связывалось с древними тунгусо-маньчжурскими племенами - сушень, илоу, уцзи, а затем - мохэ, которые с незапамятных времен, сменяя друг друга, заселяли горные районы и речные долины Маньчжурии, Приамурья и Приморья. Чжурчжэни считались безраздельными хозяевами земель по рекам Сунгари, Уссури, Нонни, Ялу и Амур, а также в пределах границ горной системы Чанбошань и отрогов Сихотэ-Алиня.

Богатая страна севера славилась среди соседей разнообразными природными ресурсами и продуктами хозяйства коренных племен: превосходными лошадьми, коровами, овцами, кабанами, тонкими холстами; ондатрами, белками, соболями и осетрами. Мастера по изготовлению оружия на востоке Азии хорошо знали медь и железо древнего края, а ювелиры помнили, что в долинах говорливых таежных и горных речек укрыты богатые россыпи золота и серебра. В укромных уголках роскошных лесов Маньчжурии и Дальнего Востока встречался таинственный корень жизни - женьшень. В тех же местах можно было, при удаче, подстрелить оленя, чтобы затем из пантов приготовить чудесный эликсир, продлевающий жизнь. Там раскинулись благодатные земли, откуда во многие дальние страны востока издавна расходились экзотические товары севера - моржовый клык и зрачки кита, кедровые орехи и красная яшма, крабы и жемчуг, арбузы и воск. Охотники императорских дворов средневековой Кореи, Монголии и Китая гордились соколами и кречетами "страны восточного моря", а придворные красавицы мечтали о нарядах, украшенных нежным мехом соболей и белок, добытых в дремучей тайге, засыпанной ослепительно белым, поблескивающим алмазной чистотой снегом. Вместе с тем, северо-восток издавна считался краем суровой природы. Глубокие снега надолго покрывали его землю; сильные морозы могли вынести только привычные к холоду туземные обитатели северных стран. Даже вода в речках там была необычна - если брали ее в пригоршню, то она казалась черной по цвету.

Однако такие подробности о стране чжурчжэней стали известны сравнительно поздно. Долгое время сведения о самых первых их предках - сушенях - и о землях, которыми они испокон веков владели, оставались предельно скудными и, главное, настолько рассредоточенными в труднодоступных и сложных для понимания и перевода источниках, что до сих пор воссоздать по ним события далекого прошлого Дальнего Востока - задача исключительно сложная. Данное обстоятельство предопределяет острую необходимость разобраться в существе дела, разработать хотя бы краткий очерк истории предков маньчжур - чжурчжэней, а также их предшественников, освоивших многие века назад дальневосточные горы и долины 1. Главное внимание при этом, естественно, обращено на разделы, оставшиеся, по тем или иным причинам, неосвещенными в маньчжурском варианте "Истории Золотой империи", которая в переводе Г.М. Розова предлагается теперь вниманию читателей.

Археологические исследования на территории Дальнего Востока и прилегающих к нему районов Центральной и Восточной Азии со всей определенностью позитивных фактов свидетельствуют о глубоком и достаточно рано определившемся культурном и этническом своеобразии древнего населения бассейнов основных речных систем материковой части дальневосточного региона - Ляохэ, Нонни, Сунгари, Ялу, Тумангана, Уссури и Амура. В пределах этих областей располагалась одна из центральных по значению зон формирования на востоке Азии могущественного тунгусо-маньчжурского этнического пласта. Здесь же, главным образом, на северных окраинах Дальнего Востока, расселилась часть палеоазиатских народов, история которых особенно наглядно и живо раскрывает отдельные важные детали процесса освоения человеком горно-таежной и степной зоны севера Восточной Азии, пограничной с Сибирью. Культурно[1]этнические процессы в отдаленные эпохи, изучение которых может вестись лишь на основании археологических материалов, сложны и многогранны. Было бы наивно, учитывая отдаленность времени, а также, главным образом, скудость сведений, определить своеобразие дальневосточного культурного региона в сравнении с собственно восточно-, а также центрально- и североазиатской зонами культур древнекаменного века 2. Но что касается последующих эпох неолита, бронзы и раннего железного века, то отчетливо выраженную оригинальность культур Дальнего Востока, при сравнении с соответствующими по времени культурами собственно Китая, в особенности бассейнов рек Хуанхэ и Янцзы, а также отчасти пустынно[1]степной зоны Монголии, не подлежит сомнению 3.

Начиная с последних веков до нашей эры, сведения о дальневосточных племенах появляются в письменных источниках, по большей части, в официальных летописных хрониках. Таким образом, впервые становится возможным представить по "этнографическим" замыслам путешественников, дипломатов и лазутчиков особенности жизни и быта древних обитателей Дальнего Востока так, как их наблюдали современники-соседи, и, что не менее важно, отметить связанные с ними конкретные эпизоды из политической и военной истории. Последнее обстоятельство вызывает исключительный интерес, поскольку позволяет подвергнуть анализу роль дальневосточных народов в полных драматических коллизий событиях на севере Восточной Азии в древности и в эпоху раннего средневековья. Внимательный анализ летописных хроник, в которых содержатся разнообразные сведения о так называемых "восточных иноземцах", со всей очевидностью показывает, сколько здесь еще открывается неиспользованных возможностей для воссоздания их ранней истории.

На востоке Азии о сушенях - самом древнем и загадочном народе севера - знали, если верить начальным страницам истории Китая, посвященным деяниям пяти легендарных императоров, очень давно 4. Однако конкретные сведения о них ограничивались, по существу, лишь сообщениями о том, что их посольства преподносили при визитах ко двору императоров древки стрел из дерева ку с насаженными на них наконечниками, которые изготовлялись из камня ну. Сушени долгое время, по крайней мере, до конца эпохи Хань, представляли своего рода синоним диковинных и экзотических людей Дальнего Востока, юга Маньчжурии. Не случайно в древнем сочинении "Чжунсинсюй" в одном ряду с ними перечислялись "длинноногие", "белокожие", "люди с разными ногами", "однорукие", "мужеподобные", "люди с тремя туловищами", "плодородные" и "женоподобные". Не в лучшей кампании они упомянуты также на страницах знаменитого географического трактата эпохи Хань - "Шаньхайцзин". Если такие фантастические представления о сушенях господствовали в период Ханьской династии и непосредственно предшествующие ей века, то что реально могли знать о них на востоке Азии за два тысячелетия до этого? И все же сушени, несмотря ни на что, начиная с легендарной эпохи, упоминались как народ, совершенно определенный и играющий какую-то значительную роль, а также, из-за отсутствия конкретных сведений о нем, как нечто полуреальное. При всей досадной скудости информации о сушенях и эпизодах их политической истории, предшествующей времени "Трех династий", слова о значительности роли древнейших обитателей Дальнего Востока отнюдь не оговорка и не преувеличение. Далее будет раскрыт их истинный смысл.

Впервые имя народа сушень (в другом, реже встречающемся написании, - "сишень" и "цзишень") упомянуто в записях о примечательных событиях времен легендарного императора Шуня ("Шицзи", гл. Уда бэньцзи; "Хуайнаньцзи", гл. Юаньдаошунь; "Дидай лицзи", гл. Шаоцзянь). Сообщение предельно просто: в 2021 г. до н.э. ко двору прибыло посольство племени сушень и преподнесло подарки в виде стрел с грубыми каменными наконечниками. Хронологическая точность события, как бы оно важно ни было, вызывает, однако, подозрение, поскольку речь, собственно, идет об эпохе неолита, когда на территории Маньчжурии и Монголии существовала так называемая микролитическая культура, а в пределах Китая - культура яншао. Археологические материалы подтверждают контакты между ними, хотя трудно вообразить, чтобы уже на стадии новокаменного века, какой бы развитой ни казалась культура крашеной керамики бассейна реки Хуанхэ, велась точная фиксация происшествий, вроде случившегося в 2021 г. до н.э. Однако оставим в стороне многие несуразности, которые станут очевидными в случае доверия к хронологии. Гораздо важнее рассмотреть здесь вопрос о том, что, согласно источникам, заставило сушеней появиться при дворе Шуня, ибо в ответе скрывается, как увидим далее, ключ к правильной оценке множества последующих, сходных по характеру событий исключительного значения.

Благодатный материал для размышления на такую тему представляют комментарии Конфуция в ответ на вопрос его ученика Цзай Во о годах правления Шуня. Философ, оказывается, считал далеко не случайным, что именно к этому правителю пришли "с подарками своей кустарной промышленности" "варвары" всех четырех сторон Поднебесной: с севера - шаньжун, бэйфа и сушень; с юга - цзячжи и бэйху; с востока - чжани и даои; с запада - сижун, чайчжи, цюйшоу, ди и цян. Такое всеобщее движение народов к "центру Поднебесной", согласно утверждению Конфуция, определялось тем обстоятельством, что необычайно плодотворными оказались настойчивые усилия Шуня по наведению порядка в Китае, укреплению мира в стране, широкому распространению в империи просвещения, а также его неусыпная забота о расцвете народной культуры. Короче говоря, Шунь был идеальным государем. "Варварам" в такой ситуации, если следовать логике рассуждений Конфуция, не оставалось ничего другого, как продемонстрировать "свою лояльность" просвещенному сыну Неба.

Позже происходило то же самое. Один за другим вступали на престол добродетельные императоры - Юй династии Ся, Тан-ван династии Шан, Вэнь-ван династии Чжоу, а в разделе "Шаоцзянь" сочинения "Дадай лицзи" по поводу каждого из них повторялся мотив восхищения деяниями великих правителей древности. И каждый раз одним из результатов их мудрой деятельности, своего рода знамением угодного Небу труда, неизменно отмечался приход с подарками все тех же варваров четырех сторон света. В качестве примера можно привести текст одного из разделов указа 134 г. до н.э. императора У-ди ("Хань шу", гл. 6). Обращаясь в нем к владыкам позднего периода Чжоу Чэн-вану и Кан-вану, он прославлял их за отмену наказаний, за безграничное распространение их царственных добродетелей, которые, по его мнению, достигли даже птиц и животных. Панегирик У-ди по адресу предков завершался традиционным аккордом: из-за границы пришли сушени, бэйфа, цюйшоу, да и цянь, чтобы предложить им свою покорность. Предки же составляли по такому торжественному случаю соответствующие указы.

Анализ немногих упомянутых в источниках событий политической истории сушень эпохи Инь и Чжоу раскрывает их видную роль. Обратимся сначала к эпизоду преподнесения сушенями стрел с каменными наконечниками чжоускому князю У-вану, который, "проложив дорогу к северным и южным варварам", победоносно завершил борьбу с последним иньским императором Чжоу-синем. Факт поднесения стрел подтверждается также притчей все того же Конфуция, изложенной в "Луюй" (гл. 5), в биографии философа из "Шицзи", а также в "Хань шу". Существо события изложено следующим образом. Когда Конфуций находился в княжестве Чэнь, то однажды случилось невиданное, как будто специально ниспосланное Небом, чтобы продемонстрировать окружающим широту и глубину познаний почетного гостя князя Миньгуна, - во внутренний двор строений упала стая кречетов, сраженных стрелами из дерева ку с каменными наконечниками. Удивленный Миньгун приказал слугам подобрать убитых птиц и вместе со стрелами отнести в дом, где жил Конфуций, и спросить его, что за диковины упали ему во двор. Гость сказал: "Птица - род кречета, происходящего из страны Сушень, а стрелы с каменными наконечниками тоже доставлялись издалека, они употреблялись сушенями". Далее Конфуций рассказал хозяину дворца историю о том, как сушени поднесли в дар чжоускому У-вану древки стрел из дерева ку с наконечниками из камня ну. У-ван весьма гордился таким подарком из немыслимо далекой страны и приказал Юну выставить стрелы и, сохраняя их, выгравировать на гуа - оперенной части древка – такие слова: "Стрелы, подаренные племенем сушеней". Позже, выдавая дочь замуж за Ху Гуна из семейства У, которого У-ван назначил главой княжества Чэнь, он подарил ей из своей сокровищницы часть сушеньских стрел, как знак установленных теперь родственных связей с Ху Гуном. Такой дар человеку, не находившемуся в кровном родстве с владыкой Поднебесной, служил в дальнейшем, по словам Конфуция, напоминанием о необходимости соблюдать верность монарху и одновременно означал, что Ху Гуну впредь предстояло получать часть подарков, доставленных ко двору отдаленными народами, в том числе - сушенями. С тех пор княжеству Чэнь выделяли из подношений стрелы из дерева ку с каменными наконечниками. В заключение рассказа Конфуций предложил "своему господину" Миньгуну, чтобы он отдал распоряжение чиновникам порыться в старых кладовых. По его утверждению, они непременно должны найти сушеньские стрелы. Можно представить удивление главы княжества Чэнь, когда подчиненные, производя, в соответствии с указаниями, поиски в сокровищнице, обнаружили в золотом ящике сушеньские стрелы.

Эта легенда, по-видимому, содержит в себе зерно истинных событий. Во всяком случае, известно внимание, с которым относился к сведениям о далеких иноземцах великий философ древнего Китая. Так, раздумывая над нескончаемыми беспорядками в своей родной стране, он однажды, "питая гнев", произнес знаменитые слова о том, что только у девяти племен иноземцев можно жить в спокойствии и порядке. Конфуций с негодованием отвергал традиционно презрительное отношение представителей правящей элиты княжеств к варварам-иноземцам, которых они неизменно "подозревали" в невежестве, отсталости, сохранении "древнего" в обычаях и культуре. Когда Миньгун высказал нечто подобное в связи с эпизодом со стрелами, Конфуций, опровергая такие заключения, произнес, негодуя: "Почему следует презирать их? Благородный муж обитал там. Имел также учеников, имел желтого феникса". Далее последовали не менее примечательные слова: "Я верю в древнее и люблю его. Я ревностно ищу в нем познание". Если к сказанному добавить, что, по отдельным сведениям, Конфуций желал жить в краю иноземцев, называя его "безыскусным и обильным источником человеколюбия и почтения, превосходства и справедливости", то уважительное отношение философа к соседним с Китаем народам окажется бесспорным.

Однако главное, на чем следует заострить внимание, заключается не в самом факте поднесения стрел сушенями, а в событиях, которые, насколько можно догадываться, стояли за ним, раскрывая подоплеку контактов между чжоуским племенным союзом и сушенями. Оказывается ранее, готовясь к решающим сражениям с иньцами, У-ван - глава союза чжоуских племен - сначала "заручился поддержкой" сушеней, "варваров" севера. По-видимому, они уже тогда пользовались на востоке Азии достаточно громкой славой храбрых ратников, поэтому У-ван специально продумал и осуществил план подключения их к борьбе с Инь. Теперь не восстановить обстоятельств переговоров, "проложивших путь на север" послов чжоуского У-вана с вождями сушеньских племен. Но в данном случае важно просто констатировать чрезвычайно примечательный факт старания его непременно "заручиться поддержкой" тех, кто находился в стратегически важном районе - в тылу Инь на севере. Не менее примечательна история последовавшей затем борьбы У[1]вана с восставшими против него братьями Гуанем и Цаем, которые, пытаясь выйти из состава Чжоу, поставили молодое государство на грань катастрофы и распада. Как выясняется, в этот решающий момент У-ван снова обратился за помощью к сушеням и, очевидно, именно они помогли ему ликвидировать смертельную для судьбы страны угрозу.

Учитывая общую ситуацию в бассейне Хуанхэ в начале эпохи Чжоу, нельзя не прийти к заключению, что сушени представляли собой далеко не простую пешку в сложной политической игре, которая велась тогда на востоке Азии. Не менее любопытны сведения по истории сушеней периода, последовавшего за временем правления Чэнвана и Кан-вана, когда, если верить "Шуцзин", дикие племена на востоке были разбиты, а сушени принесли дань. Что стояло за этим событием - раскрывает рассказ о том, как сушени в годы чжоуского Му-вана по каким-то причинам, возможно, из-за очередных попыток "проложить дороги" в их коренные земли, стали инициаторами союза всех "девяти племен восточных иноземцев". Присвоив себе новое имя Сюйи, сушени двинули войска на столицу Чжоу. "Свирепствуя", как сообщает источник, они успешно продвигались на запад и через некоторое время достигли Хуанхэ. Чем закончился поход - остается, из-за отрывочности сведений, тайной. Вероятно, чжоускому Му-вану в конце концов удалось утихомирить северян. Известно, что позже, когда циньский князь попытался обезопасить свои границы от нападений восточных иноземцев, прежде всего он приказал министру Инбо составить повеление о подкупе сушеней. Но, по-видимому, их не удалось вывести из игры. Дерзкая военная операция союза племен "девяти восточных иноземцев", который возглавили вожди сушеней, не оценена пока в той мере, в какой она заслуживает того.

Японский историк-востоковед X. Икэючи, который посвятил сущеням специальное сочинение, высказал предположение, что посольства сушеней не прибывали к императорским дворам доханьской эпохи, а сведения о них - выдумка. Приведенные выше эпизоды из политической истории иньско-чжоуской эпохи, в которых фигурируют сушени, показывают, что дело обстояло не так. Реальность поднесения подарков подтверждают, в частности, "Бамбуковые анналы" ("Ичжоу шу"), где отмечается факт представления цзишенями императору Чжоу большого оленя или лося. Внимания заслуживает и закономерность появления послов сушеней в самые, пожалуй, критические моменты чжоуской истории. Возникает подозрение: не провоцировались ли порой престижные для определенных политических сил Чжоу посольства сушеней, подносящих дары с экзотическими стрелами из дерева ку с насаженными на них каменными наконечниками ну?

Подоплеку появления посольств, очевидно, обусловленную канонами престижного порядка чжоуского двора, раскрывает эпизод, связанный с попытками министра Инбо подкупить сушеней ради безопасности северных границ Китая. Возникает мысль об иных аспектах установления контактов с сушенями. О том, что так оно и было на самом деле говорят события истории конца Инь, периода Трех царств, Вэй, У и Шу, а также Западной и Восточной Цзинь, охватывающих хронологический отрезок времени в несколько веков.

Какие-либо сведения о сушенях, в том числе сообщения о прибытии их посольств с подарками, отсутствуют в хрониках эпохи Цинь и Хань. Источники более позднего времени с удивлением отмечают, что в годы правления императоров династий Цинь и Хань послы сушеней не посещали Китай. В "Цзинь ши" (глава "Сушень") написаны примечательные слова: "Даже славные династии Цинь и Хань не смогли заставить их платить дань"! Правда, в той же "Хань шу", при описании событий 1 года эры юанькан правления знаменитого У-ди, приводятся сведения об указе императора, в котором он гневно осуждал сушеней за то, что они не пришли ко двору. Можно ли отсюда сделать вывод, что сушени в предшествующие годы эпохи Хань приходили в Китай? Вероятнее всего, нет, и У-ди гневался чисто риторически. Во всяком случае, подобный вывод не противоречит фразе "не смогли заставить платить дань", а напротив, подтверждает ее. Сушени, видимо, сохраняли независимость от Хань. Такое предположение, как увидим далее, находит объяснение в событиях политической истории Маньчжурии и Кореи последних веков до нашей эры и первых веков нашей эры. Что касается более позднего времени, то в соответствующих документах не только внезапно возрастает количество упоминаний о приходе послов сушеней, но также, что значительно важнее, впервые появляются бесценные в подробностях, истинно этнографические описания как самого народа, так и земель, которыми он владел.

Ларичев В.Е. Краткий очерк истории чжурчжэней до образования Золотой Империи (фрагмент). Цитируется по изд.: История и культура Востока Азии. Отв. ред. В.Е. Ларичев. Новосибирск, 1998, с. 34-.

Примечания

1. Помимо переводов отдельных биографий из "Цзинь ши" (в основном, военных деятелей начальной поры истории чжурчжэней, связанных с событиями, которые происходили на территории Приморья и соседних с ним районов Северо-Восточного Китая), при написании очерка использовались следующие издания: Бичурин Н.Я. История первых четырех ханов из дома Чингисова. - СПб., 1829; Васильев В.П. История и древности Восточной части Средней Азии. - СПб., 1857; Воробьев М.В. Чжурчжэни и государство Цзинь (X в. - 1234 г.). Исторический очерк. - М., 1975; Гончаров С.Н. Зависимое от чжурчжэней государство Ци (ИЗО - 1137): внутренняя политика // История и культура Востока Азии. - Новосибирск, 1985; Он же. Китайская средневековая дипломатия: отношения между империями Цзинь и Сун (1127 - 1142). - М., 1986; Малявкин А.Г. Цзинь-ши // Сб. науч. работ пржевальцев. - Харбин, 1942; История Кореи. - М., 1960; Кычанов Е.И. Чжурчжэни в XI в. // Сибирский археологический сборник. - Новосибирск, 1966; Он же. К вопросу о ранней государственности у чжурчжэней // Народы советского Дальнего Востока в дооктябрьский период истории СССР. - Владивосток, 1968; Он же. Формы ранней государственности у народов Центральной Азии // Северная Азия и соседние территории в средние века. - Новосибирск, 1992. - С. 44 - 67; Ларичев В.Е. История чжурчжэней (XI - XII вв.) // Материалы по древней истории Сибири. - Улан-Удэ, 1964; Медведев В.Е. Культура амурских чжурчжэней. Конец X -XI вв. - Новосибирск, 1977; Он же. Средневековые памятники острова Уссурийского. - Новосибирск, 1982; Он же. Приамурье в конце I - начале II тысячелетий. Чжурчжэньская эпоха. - Новосибирск, 1986; Он же. Корсаковский могильник: Хронология и материалы. - Новосибирск, 1991; Он же. Курганы Приамурья. - Новосибирск, 1998; Окладников А.П. Далекое прошлое Приморья. - Владивосток, 1959; Шавкунов Э.В. Культура чжурчжэней-удигэ XII - XIII веков и проблема происхождения тунгусских народов Дальнего Востока. - М. 1990.

2.  Ларичев В.Е. Палеолит Маньчжурии, Внутренней Монголии и Восточного Туркестана // История и культура востока Азии. Сибирь, Центральная и Восточная Азия в древности. Эпоха палеолита. - Новосибирск, 1976; Он же. Палеолит Кореи // Там же; Он же. Палеолит и мезолит Японии // Сибирь и ее соседи в древности. - Новосибирск, 1970. - Вып. 3: Древняя Сибирь.

3.  Ларичев В.Е. Неолит Дунбэя и его связи с культурами Северо-Восточной Азии // Археологический сборник. Улан-Удэ, 1959. - Т. 1; Он же. Древние культуры Северного Китая // Тр. отд. истории археологии и этнографии Дальневосточного филиала АН СССР. - Владивосток, 1959. - Т. 1; Он же. Неолитические памятники бассейна Верхнего Амура // Материалы и исследования по археологии СССР. -1960. - № 80; Он же. Бронзовый век Северо-Восточного Китая // Сов. археология. - 1961. - № 1; Он же. Неолит и бронзовый век Кореи // История и культура востока Азии. Сибирь, Центральная и Восточная Азия в древности. Неолит и эпоха металла. - Новосибирск, 1978; Он же. Палеолит Маньчжурии, Внутренней Монголии и Восточного Туркестана // Сибирь, Центральная и Восточная Азия в древности. Эпоха палеолита. - Новосибирск, 1976.

4.  Описания сушень-илоу см.: "Хоухань шу", гл. 75; "Саньгочжи", "Вэйчжи", гл. 30; "Цзинь ши", гл. 97. Сведения о сушенях имеются также в следующих сочинениях: "Гоюй", гл. 5; "Шицзи", гл. 1 и 47; "Хань шу", гл. 6 и 27; "Шоюань", гл. 18; "Дадай лицзи", гл. 7 и 11; "Шицзин", предисловие. Отдельные тексты переведены на русский язык: Бичурин Н.Я. Собрание сведений о народах, обитавших в средней Азии в древние времена. -М.-Л., 1950. - Т. II; Кюнер Н.В. Китайские известия о народах Южной Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока. - М., 1951. См. также: Ларичев В.Е. Летописные известия о древних тунгусо-маньчжурских племенах сушень-илоу // Изв. СО АН СССР. Сер. обществ, наук. - 1964. - Т. IX. - Вып. 3. Отличную подборку сведений о сушенях можно найти также в статье: Hiroshi Ikeuchi. A study of Su-shen // Memors of the research department of Toyo Bunko. - 1930. - № 10.