Агаджанов С.Г. Огузы и туркмены в X—XI веках

Одной из важных проблем истории средневековой Азии является генезис сельджукской этнополитической группировки. Существующие в исторической литературе точки зрения по этому вопросу отличаются большим разнообразием. Наиболее обоснованной представляется нам концепция, согласно которой сельджукское объединение сформировалось в X веке из тюрко-язычного населения бассейна среднего течения Сырдарьи и предгорий Каратау! 16. Основное ядро этой группировки составляли огузо-туркменские племена, ведшие кочевой и полуоседлый образ жизни. В дальнейшем их состав пополнился главным образом за счет кочевых огузских, а также части кипчакских и других племен, обитавших в нижнем течении Сырдарьи и на северо-западных окраинах Мавераннахра и Хорезма.

Территория обитания рассматриваемых тюркоязычных этносов располагалась на стыке земледельческой и скотоводческой зон, между которыми поддерживались тесные хозяйственные контакты. Здесь пролегали крупные торговые магистрали, соединявшие Восточную Европу, Дальний Восток, Центральную Азию и Индию со странами Ближнего и Среднего Востока. Особой интенсивностью отличались связи между населением средней части долины Сырдарьи и богатыми земледельческими оазисами и городами Мавераннахра. Сюда из кочевий огузов и соседних с ними тюрок — карлуков, чигилей и других племен поступали каракулевые смушки, козьи шкуры, кошмы, отары овец. Богатые купцы из Шаша 17 — нынешней Ташкентской области — направлялись в огузские земли с различными товарами. Отсюда же они вывозили много лошадей, верблюдов и «неочищенное» серебро, добывавшееся в рудниках Гарбиана 18. В канун «сельджукского движения» часть этого степного населения была обращена в ислам. В источниках X века отмечается, что исповедовавшие ислам «мирные» тюрки вели полуоседлый образ жизни, но обитали по-прежнему в юртах и палатках 19. Принятие монотеистической религии, пришедшей на смену языческим культам, было следствием перемен в их общественном строе.

В X—XI веках огузы делились на ряд племен и множество родовых подразделений. Первоначально они насчитывали 24 племени, но затем от них отделилось два племени халаджей. Махмуд Кашгарский, сообщая об этом, приводит следующий перечень огузсхих племен XI века: кынык, баюндур, ива, салур, афшар, бектили, букдуз, баят, йазгыр, имур, кара-булак, алка-булак, игдыр, урегир, тутырка, ала-йондулуг, тюгер, джебни, баджана, двувалдар и джаруклуг.

Огузы, как писал Махмуд Кашгарский, первоначально насчитывали 24 племени, но более поздние авторы, в частности ал-Марвази, сообщают лишь о 12 племенах 20. Расхождение в источниках, вероятно, можно объяснить делением огузов на две экзогамные фратрии: на бузуков и учуков, составлявших соответственно, правое и левое крыло их войска. В каждую из групп входило 12 племен, делившихся, в свою очередь, на роды и колена. Судя по огузским историческим преданиям, бузуки считались «старшими» племенами, а учуки — «младшими». Бузуки пользовались ббльшими, по сравнению с учуками, привилегиями при «избрании» верховного хана.

Существовавшие у огузов племенные и родовые подразделения именовались «бой», «оба» и «кок». Судя по «Диван лугат ат-тюрк» и другим источникам, «бой» означало «племя», термины же «оба» и «кок», вероятно, прилагались главным образом к родовым подразделениям.

Огузы разделялись также на уруги и аймаки (объединения). Термином «уруг» обозначались родовые подразделения и составлявшие патронимию знатные роды (фамилии). Огузские роды и племена входили в состав более крупных союзов. Такие объединения назывались обычно «иль», что означало «народ», «государство». Огузские роды и племена не были чисто кровнородственными организациями первобытнообщинного типа. В их основе лежали не кровнородственные, а хозяйственно-территориальные связи. Огузское общество фактически было раннефеодальным, но с сильными пережитками родоплеменной организации.

В исторической литературе делались попытки решительно противопоставить хозяйственную жизнь огузов и туркмен. Разумеется, существовали некоторые отличия в занятиях отдельных родов огузов и туркмен. Среди туркмен, возможно, имелось несколько больше полуоседлого и оседлого населения, чем у огузов. Однако резко противопоставлять на этом основании огузов туркменам нельзя без риска впасть в ошибку. В обследованных археологами поселениях низовий Сырдарьи обитали значительные группы оседлых и полуоседлых огузов.

Главным занятием большинства огузов и туркмен было кочевое скотоводство. Кочевники регулярно совершали длительные переходы по сезонным пастбищам. Пути кочевок, вырабатывавшиеся веками, пролегали по известным бродам рек, удобным перевалам, пастбищам с обильным кормом и хорошими водопоями. Использование пастбищ предполагало знание состояния травяного покрова в том или ином районе в соответствующее время года. Устойчивые маршруты изменялись лишь в результате захвата пастбищ и выгонов другими племенами либо под угрозой нападения соседей. Согласно источникам, часть огузов зимовала в низовьях Сырдарьи, а летовала в степях Прикаспия. Ал-Бируни сообщает о передвижениях огузов поздней осенью к границам Хорезма и упоминает о других группах, кочевавших в стране кимаков, близ озера Манкур 21.

Огузские семьи переезжали с места на место на повозках с установленными на них кибитками. Такие повозки были типичны для многих кочевников, перемещавшихся на большие расстояния по степным просторам Евразии.

Огузы и туркмены разводили лошадей, овец, коз, верблюдов. Наиболее важную роль в их хозяйстве играло овцеводство. «Жир животных,— пишет о кочевниках ал-Идриси,— употребляли вместо растительного масла, а сало — для освещения» 22. Бараны, доставлявшиеся из страны огузов в Мавераннахр и Хорасан, считались тогда наилучшими. Наряду с такими породами огузы и соседние племена тюрок разводили курдючных баранов. Ибн ал-Факих пишет, что тюркские овцы «очень крупные и у них большие хвосты, волочащиеся по земле» 23. Выращивались и ценные каракулевые овцы, дававшие прекрасные смушки черного, темно-красного и красного цветов! 24.

В кочевом хозяйстве исключительно важное место занимало коневодство. Благодаря подвижности и выносливости лошадей могли осваиваться наиболее отдаленные пастбища. Кони использовались также на войне и в облавной охоте. Ал-Джахиз образно говорит, что «тюрок сидел на спине лошади больше, чем на поверхности земли». Ибн Фадлан, побывавший в X веке в стране огузов, сообщает, что они разводили многочисленные табуны коней 25.

Степные лошади были хорошо приспособлены к местным природным условиям. Круглогодично они содержались на пастбищах, их не укрывали от холода и жары. Кочевые племена конину предпочитали говядине и баранине, а из кобыльего молока приготовляли кумыс 26.

Огузы и туркмены разводили двугорбых верблюдов (бухту). Ибн Фадлан, путешествовавший на таких верблюдах, называет их «тюркскими». Огузские верблюды отличались от хазарских, имевших сравнительно небольшой рост. Разводили они также крупный рогатый скот, причем быки использовались для упряжек). Крупный рогатый скот в основном содержали полуоседлые группы, которые назывались «ятук» 27.

Среди огузов и туркмен наряду с кочевниками имелись и компактные группы полуоседлого и оседлого населения. Ал-Идриси, говоря о тюрках, отмечает: «Они люди кочевые, но обрабатывают землю, сеют и жнут» 28. Основную массу перешедших к оседлости кочевников составляли обедневшие семьи, лишившиеся вьючного скота. Переход к земледелию усиливал экономические связи кочевников с оседлой зоной, содействовал расширению торгового обмена. Огузы и туркмены оседали в небольших крепостях, селениях, а также в городах бассейна Сырдарьи и Джетысу. «Огузские города многочисленны,— пишет ал-Идриси,— они простираются один за другим на север и восток» 29. Абу Дулаф сообщает о городе — ставке огузов, в котором имелись постройки из камня, дерева и камыша 30. В низовьях Сырдарьи огузам принадлежали города Иангикент, Дженд, Джувара! 31. Огузское население имелось также в среднем течении Сырдарьи, в Карнаке, Сюткенте, Фарабе, Сыгнаке, Карачыке, Сауране 32. По данным Махмуда Кашгарского, это были «ятуки», которые представляли собой «вид (джине) огузов, живущих в городах, не переезжающих в другие места и не воюющих, и называются [они) ятук, то есть оставленные, ленивцы» 33.

Согласно данным Абу Райхана ал-Бируни, оседлые группы были и у туркмен, населявших среднее течение Сырдарьи и западные окраины Семиречья. Он называет Сабран и Сюткент «туркменскими» городами, а Иангикент, Дженд и Джувару помещает в стране огузов, близ устья Сырдарьи, при ее впадении в Аральское море 34.

Археологические изыскания выявили в бассейне нижнего и среднего течения Сырдарьи и в предгорьях Каратау наличие многочисленных средневековых поселений. Они характеризуются своеобразной концентрической планировкой и расположены на старых, орошавшихся каналами земельных угодьях.

Оседлые и полуоседлые группы огузов и туркмен возделывали землю, сеяли главным образом просо (тарыг). Подобно другим тюркским земледельцам, они разводили также сады, огороды и виноградники 35.

Земледельческое хозяйство огузов и туркмен было натуральным, едва обеспечивавшим нужды собственного потребления. В источниках нет сведений о продаже или обмене ими своей земледельческой продукции. Напротив, в них сообщается о ввозе зерна в центры расселения оседлых и полуоседлых групп, в частности в резиденцию огузских правителей (йабгу) — г. Иангикент 36.

Таким образом, в рассматриваемый период огузы и туркмены не были исключительно кочевыми скотоводами. В их экономике мы видим сочетание двух основных хозяйственно-культурных типов, связанных с преобладанием кочевого или полукочевого скотоводства, оседлого и полуоседлого земледелия. Эти занятия сочетались с рыбной ловлей, охотой на пушных зверей, морских и речных птиц, ловлей соколов и беркутов.

Огузы и туркмены занимались также различными видами кустарного домашнего ремесла: изготовляли кошмы, паласы, обувь, конскую сбрую, луки, налучники, колчаны 37. Широко применялись в их быту деревянные, кожаные и металлические изделия. Существовали мастера, делавшие седла, посуду, лодки, плоты, ивовые остовы и решетки для юрт. «Из железа тамошние мастера,— писал ал-Идриси об огузах и кимаках,— делают изделия необычайной красоты» 38. Особенно славились украшения из золота и серебра, инкрустированные благородными и драгоценными камнями 39.

Ремесло у огузов и туркмен не выделилось в целом в самостоятельную отрасль производства, хотя и существовали мастера по отдельным видам домашних промыслов 40.

Огузо-туркменское общество X—XI веков находилось на раннефеодальной стадии развития, сохраняя сильные пережитки родоплеменного строя. Высшую ступень в социально-политической иерархии занимали йабгу, байгу, ханы, иналы, тарханы, илики, беки 41. Носившие эти титулы и звания представители господствующего слоя происходили из среды родоплеменпой и военной знати. Среди огузов и туркмен возникала также прослойка .мусульманского духовенства 42. Однако процесс исламизации был неравномерным и относительно затяжным. Основная масса нижнесырдарьинских и приаральских огузов фактически оставалась языческой. Более значительное распространение мусульманская вера получила среди огузов среднего течения Сырдарьи и западных окраин Семиречья. Принявшие ислам огузы, а также карлуки и халаджи, которые, вероятно, в определенной степени были смешаны с древним субстратным населением, чаще всего назывались «туркменами» 43.

Следует отметить, что новая, мусульманская религия внедрялась интенсивно не в народной гуще, а преимущественно среди господствующей верхушка. Мощный импульс этот процесс, очевидно, получил после обращения Сельджукидов в ислам, т. е. начиная примерно с середины X века.

В огузо-туркменской среде наряду с богатой аристократией сохранялась масса простых общинников (эров). Это были лично независимые кочевники — непосредственные производители материальных благ. Свободные общинники, являвшиеся одновременно воинами, не были однородны по своему имущественному и социальному положению. Зажиточные эры имели домашних слуг и рабов, участвовали в набегах и войнах. Обедневшие же и малоимущие общинники, которых было немало, лишь формально считались полноправными членами общины 44.

Беднейшие общинники по своему положению приближались к рабам. И все же их нельзя отождествлять с невольниками, составлявшими самую бесправную социальную категорию. В полу-рабской зависимости, вероятно, находились и отдельные, главным образом покоренные, роды и племена.

Огузы и туркмены, причем не только знать, но и рядовые общинники, имели рабов — кулов, а также рабынь, называвшихся «ялангук» и «кырнак». Рабыни использовались в качестве домашней прислуги, а также наложниц. Кулы выполняли различные домашние и хозяйственные работы. Положение невольников было тяжелым, за малейшие провинности они подвергались избиениям 45.

Рабский труд в условиях господства экстенсивного скотоводства был малопроизводителен. Поэтому рабство не стало основой производства, а имело преимущественно домашний, патриархальный характер.

Наряду с кулами имелись и привилегированные рабы. К числу их относились молодые невольники, служившие в дружинах ханов, эмиров, беков. В источниках XI—XIII веков они именуются «гулям», «чакир», «ходжаташ», «оглан» 46. Военные дружины из чужеземных рабов были удобным орудием для установления господства степной аристократии над простым народом.

Одной из главных причин закабаления знатью непосредственных производителей было их обнищание и разорение. Свободные общинники попадали обычно в экономическую зависимость от состоятельной верхушки. Господство знати над рядовыми эрами осуществлялось и путем внеэкономического принуждения. Одним из средств подчинения при этом была коммендация — отдача себя под защиту сильных и влиятельных господ. Суровая необходимость защищать от нападений скот и пастбища заставляла рядовых кочевников искать могущественных покровителей.

Приведенные факты свидетельствуют о развитии в огузо-туркменской среде X—XI веков раннефеодальных институтов. Данный процесс был связан с разложением основ родоплеменного строя и постепенным закабалением свободных общинников. Огромное значение для более интенсивного развития феодальных отношений в огузо-туркменской среде имело образование державы Сельджукидов.

Вошедшие в состав сельджукского объединения тюркоязычные племена имели свои политические институты и государственные традиции. Существовавшая в IX—XI веках держава огузов с центром в г. Иангикеите 47 подобно многим степным этнополитическим образованиям, не была монолитным государством. Ал-Идриси свидетельствует о наличии у огузов ряда владений во главе с «царями» (мулюк). Резиденциями этих вождей, стоявших во главе крупных группировок, служили укрепленные ставки, где хранились казна и запасы продовольствия. Огузские малики создавали специальные военные отряды для охраны границ своих владений, а в случае войн и набегов укрывались с семьями и имуществом в крепостях 48.

Как было сказано выше, главой огузского государства был верховный правитель, носивший титул йабгу (джабгу). Йабгу имели соправителей и советников, называвшихся «коль-эркин». Власть йабгу передавалась по наследству, хотя формально он считался «выбранным» на царство. Избирался правитель на советах, представлявших собой трансформированные остатки народных собраний прошлого. «Когда они (огузы.— С. А.),— писал Ибн Фадлан,— сойдутся на чем-либо и решатся на это, приходит затем самый ничтожный из них и самый жалкий и отменяет то, на чем они уже сошлись» 49. Однако народные собрания у огузов собирались весьма редко, и главную роль в повседневной жизни играл совет знати (канкаш). В тех же случаях, когда народные собрания созывались, тон в них задавали не «самые ничтожные», а аристократия. Очевидно, по мере развития феодальных отношений полномочия народного собрания постепенно узурпировались советом знати.

Согласно историческим преданиям, огузские правители «выбирались» из числа наиболее могущественных «ханских уругов», а само «избрание» производилось по торе — своду неписаных установлений обычного права. В его основе лежала привилегия на власть старшего члена уруга 50.

Йабгу имели наследников, носивших звание «йинал»; их воспитывали специально назначенные опекуны (атабеки). Жены огузских йабгу, как и других тюркских властителей, носили титул «хатун» и играли значительную роль в придворной жизни 51.

Важное место в государстве занимал предводитель войска (сюбаши), опиравшийся на воинский совет. Он мог вмешаться в политические события и иногда даже выступал против йабгу 52.

Огузское государство по своей политической и социальной природе было внешне довольно архаичным, но по сути раннефеодальным образованием. В нем сохранялись общественные институты, выросшие из недр военно-демократического строя, а власть йабгу ограничивалась советом знати.

В X—XI веках в огузской степной державе интенсивно разлагались старые родоплеменные институты, складывался аппарат государственного управления, йабгу ввели систему регулярного сбора дани. В случае отказа от уплаты дани против «мятежников» посылались карательные отряды 53.

В государстве сырдарьинских йабгу на рубеже X—XI веков происходят восстания огузских племен, недовольных хищническим сбором дани. Открытые выступления против верховной власти приходятся на время правления Али-хана, который овладел йангикентским престолом в начале или около середины второй половины X века. Вооруженный «мятеж» против йабгу был использован Сельджукидами, ушедшими с подвластными им племенами из района среднего течения Сырдарьи и предгорий Каратау в пределы Джендской области, в низовья Сырдарьи.

Приведенные исторические факты позволяют видеть, что огузы и туркмены рассматриваемого периода не были примитивными «варварами». Вместе с тем нельзя и преувеличивать уровень их социально-экономического и государственного строя. Несомненно, степень развития огузо-туркменского общества была ниже, чем населения древних земледельческих оазисов Средней Азии, Ирана и Северного Афганистана. Однако это не дает основания игнорировать его роль при рассмотрении проблемы генезиса и образования державы Сельджукидов.

Цитируется по изд.: Агаджанов С.Г. Государство Сельджукидов и Средняя Азия в XI – XII веках. М., 1991, с. 19-26.

Примечания

16. Поскольку данный вопрос освещен в опубликованных нами ранее монографиях, здесь мы лишь вкратце излагаем историю формирования сельджукской группировки. Основное внимание в настоящей главе уделяется недостаточно исследованной проблеме так называемого сельджукского движения в Хорасане и Гургане в первой трети XI в. См.: Агаджанов. Огузы, с. 165—175; Агаджанов. Ссльджукиды, с. 23—26; Агаджанов. Некоторые проблемы, с. 204—207.

17. Шаш — область средневекового Мавсраннахра с административным центром в Бинкстс, охватывавшая бассейн р. Чирчик. Столица Шаша находилась на месте современного Ташкента.

18. Ал-Идриси. Нузхат, л. 1096; Ал-Идриси. География. Т. II. с. 338—342.

19. Ибн Хаукал. Масалик, с. 106—107, 391; ал-Макдиси. Ахсаи, с. 274—275; ал-Истахри. Масалик, с. 286, 288; Худуд, изд. Шаха, с. 384, 398.

20. Ал-Марваэи. Таб'и' с. 47; Рашид ад-Дин. Сборник, с. 85—86; Рашид ад-Дин. Джами' ат-таварих, л. 456; История Сельджукидов, л. 46; Hetupu. Джнханнума, с. 10, 11; Огуз-наме, с. 12; Бада'н', л. 29а; МИТТ. Т. I, с. 56—57.

21. Ал-Бируни. Памятники, с. 211, 290.

22. Ал-Идриси. Нузхат, л. 69.

23. Ибн ал-Факих. Китаб ахбар, с. 162.

24. Ибн Хаукал. Масалик, с. 106—107.

25. Ибн Фадлан. Путешествие, с. 128; ал-Джахиз. Послание, с. 230—235.

26. Ал-Идриси. Нузхат, л. 69а.

27. Худуд ал-'алам, с. 86; Худуд, пер. Минорского, с. 80; Абу-л-Фарадж. Та'рих. Т. I. с. 292; ал-Хусайни. Ахбар, с. 2; Ал-Мас'уди. Мурудж. Т. I» с. 337.

28. Ал-Идриси. Нузхат, л. 68а.

29. Там же, л. 1086.

30. Абу Дулаф. Путешествие, с. 21.

31. Точное местоположение этого города неясно, но известно, что он располагался в низовьях Сырдарьи.

32. Карнак соответствует городищу Ишкан в селе Атабай в Южном Казахстане. Сюткент — название города на левом берегу Сырдарьи; его развалины находятся у озера Каракуль. Фараб представлял собой крупную область по обоим берегам Сырдарьи при впадении в нее Арыси. Главными городами округа были Кердер и Отрар; руины последнего находятся на месте современного Джамбула. Сыгнак — город, лежавший на месте развалин Су- нак-Курган, в среднем течении Сырдарьи. Развалины Саурана находятся возле одноименной железнодорожной станции, недалеко от г. Туркестана Казахской ССР. Карачыком именовался Каратаусский горный край, но это название прилагалось и к городу, лежавшему на месте городища Торткуль II, на р. Карачык (Бартольд. Туркестан, с. 132—392; Средневековый город, с. 192—195; Байпаков. Городская культура, с. 9—10).

33. Махмуд ал-Кашгари. Диван. Т. III. с. 11; Диван лугат. Т. I, с. 344 и др.; ал-Motfydu. Ахбар, с. 75; ал-Мас'уои. Мурудж. Т. I, с. 101.

34. Ал-Бируни. Астрология, с. 145—146; ал-Бируни. Картина, с. 51.

35. Марварруди. Та рих, с. 41.

36. См.: Агаджанов. Огузы, с. 94—97.

37. Ср.: ал-Джахиз. Послание, с. 241; Ибн Русте. Кнтаб, с. 295.

38. Ал-Идриси. Нузхат, л. 68а.

39. Там же; Ибн ал-Варди. Харидат, л. 64а.

40. Нишапури. Сельджук-намс, с. 10; Абу-л-Гази. Родословная, с. 60.

41. Этимология и значение этих социальных терминов исследованы тюркологами, главным образом О. Прицаком. См.: Прицак. Титулатура, с. 50—60; Габзн. Уйгурское княжество, с. 20—21.

42. Ал-Бируни. Кнтаб ал-джамахир, с. 205; Ибн Са'ид. Джуграфийа, л. 19; Джузджани. Та б а кат. Т. I, с. 195.

43. Ал-Бируни. Китаб ал-джамахир, с. 205; Махмуд ал-Кашгари. Диван. Т. III, с. 304—307; См. также: Агаджанов. Средневековые этимологии, с. 76—86.

44. В источниках XI—XII вв. они именуются «йоксул», «джиган», «читай», «гарапчи». Махмуд ал-Кашгари. Диван. Т. I, с. 32; т. III, с. 180; Абу Хаййан. Китаб, с. 70, 120; Тарджуман тюрки, с. 60, 105; Нешри. Джихан-нума, с. 160, 161.

45. Мухаммад Ибрахим. Та'рих, с. 173; Махмуд ал-Кашгари. Диван. Т. I, с. 20; т. III, с. 200, 285.

46. Нишапури. Сельджук-ламе, с. 49; ал-Марвази. Таба'и', с. 29; Му'иээи. Диван, с. 584; Раванди. Рахат, с. 179; Иазди. Ал-'Урада, с. 102.

47. Ал-Мас'уди. Мурудж. Т. I, с. 212; Ибн Хаукал. Масалик, с. 392, 393; Худуд, изд. Шаха, с. 3, 99.

48. Ал-Идриси. Нузхат, л. 108—109.

49. Ибн Фадлан. Книга, с. 24—25.

50. История Сельджукидов, л. 14. См. также о значении термина «уруг»: Джувайни. История. Т. I, с. 16; Прицак. Титулатура, с. 58.

51. Ибн ал-Асир. Ал-Камил. Т. IX. с. 322; Казн. Малик-наме, с. 40—43.

52. Казн. Малик-наме, с. 40—43; Тоган. Ибн Фадлан, с. 141.

53. Салыр-Баба. История, л. 130—131.