У утопий есть свойство -
они нередко воплощаются в жизни.
История обычно занимается прославленными и великими. Словения никогда не была ни тем, ни другим. Более того, если допустить возможность, что название ей дали сами славяне, заселившие когда-то ее территорию, это имя в течение столетий утратилось. Были исторические области Штирия, Каринтия, Крайна, Горишка, Истрия, был Триест, упоминаются словенцы в Венецианской республике или под властью Венгрии, но для самой Словении в истории не нашлось места вплоть до 1810 года, когда это название, судя по имеющимся сейчас историческим данным, впервые встречается в записанном, и 1844 года - в напечатанном виде. Официально же Словения существует с 1918 года. А после международного признания ее самостоятельности в 1991 году она становится субъектом и объектом международной политики.
Территория, занимаемая словенцами, отличается своей ярко выраженной переходностью - она находится на перекрестке, на семи ветрах. Именно в этом и кроется главная ее загадка: как могло получиться, что народ, в течение столетий не имевший государственности, кроме единственного объединяющего начала, дававшего основу для самоименования - словенского языка, как такому народу удалось сохраниться на этой территории. Безусловно, исторические вихри лишь укрепляли словенцев в их стремлении к сохранению своей самобытности, более того, этот народ не позволил себе лишь вяло и равнодушно взирать на бурлившие вокруг события мировой истории. Нужно было выстоять и выжить. Словенская верность себе, а точнее, своему языку - явилась одной из основ нашего выживания и бытия.
Территория Словении уже с давних пор стала известна этой своей переходностью, или, лучше сказать, Словения давно стала активно проявлять себя в широком пространстве между центральной Европой и Балканами, между Аппеннинским полуостровом и Паннонской низменностью. Древние эллины испытывали интерес к этим землям задолго до того, как их заселили наши предки. Здесь греки искали водную связь для своих кораблей между Дунаем и Адриатикой. Не нашли, однако, Аргонавты все же прошли по реке Люблянице, через Карст до Адриатического моря и по нему вернулись в Грецию. Более успешным было «словенское» посредничество в железный век - именно через теперешние словенские территории по направлению к центральной Европе проходил один из основных путей распространения культуры обработки железа. Тем самым, словенские земли осуществили свою самую главную культурно-историческую роль в жизни европейского континента. Передача знания о способе производства железа обогатила не только другие народы Европы, но и тогдашних жителей этих земель периода Иллирии, которые благодаря развитому умению изготовления ситул и прекрасных украшений из стекла достигли одной из вершин в развитии культуры в этих землях. Обилие найденных во время раскопок янтарных бус доказывает также активную роль «прасловенских территорий» в «международной» торговле янтарем, существовавшей между Балтией и Адриатикой, что, конечно, не исключает существования возможного посредничества.
Искусство изготовления ситул, стеклянных украшений, а также найденные янтарные бусы свидетельствуют не только о существовании товарообмена, но, косвенным путем и, в большей степени, о состоянии духовного и идейного взаимообмена, существовавшего между севером Европы и Средиземноморьем, полным как товаров, так и идей.
С приходом римской власти на эти территории, перемещение людских потоков и потоков идей еще более возросло. Из Паннонской низменности к богатым италийским городам пробивались, сменяя друг друга, германы и гунны. Римская армия, состоящая из разнородных элементов - с территорий протяженностью от современного Ирана до крайних границ западной Европы, представляла собой не просто толпу вооруженных людей, но и конгломерат культур и вер. Археологические находки, и в особенности, материальные останки различных религиозных практик и верований, а также остатки святилищ, свидетельствуют о сосуществовании здесь разных религий. Их взаимоотношения зависели от степени веротерпимости, существовавшей среди носителей отдельных верований. Отношения не всегда были идеальными, поэтому можно с уверенностью сказать, что между ними существовала определенная конкуренция. Какие-то подробности нам никогда не будут открыты, но исследователя неизменно потрясают общеизвестные факты периода раннего христианства. Исторические открытия Райко Братужа 1) и археологические находки Славко Цигленечкого 2) свидетельствуют об активности, силе и выдержке ранних христиан. Неспорным является факт, что история христианства в словенских землях насчитывает значительно более, чем полуторатысячелетнюю традицию. Традиция, не всегда опирающаяся на исторические факты, упоминает многочисленных ранних мучеников. Среди них, якобы, были также некоторые епископы античного периода. Однако невозможно согласиться с тем, что христианская колония вела здесь исключитель¬но мученическое существование, при этом, можно установить, что она активно действовала как посредник между христианским востоком и христианским западом. При этом мы имеем в виду прежде всего двух великих людей, св. Викторина Птуйского и св. Иеронима.
Св. Викторин, епископ Птуйский, отец церкви, окончивший свою жизненный путь мученической смертью, 3) во второй половине 3 века возглавлял группу христиан в античной Поетовионе (Петовия, современный Птуй) - самом крупном городе античного периода на территории современной Словении. Св. Викторина считают первым латинским толкователем Священного Писания. Человек, являвшийся первым великим посредником греческой культуры, язык которой был ему даже ближе, чем латинский, считается также первым крупным литератором на территории современной Словении. Его творчество - живая связь между восточной и западной христианскими культурами. Несмотря на официально еще существовавшее тогда единство христианского мира, его двойственность уже ощущалась.
Труды Викторина обработал и издал св. Иероним. Большинство исследователей считают, что он вел свое происхождение из Далмации, однако некоторые придерживаются мнения, что он был родом с территорий, сегодня находящихся в рамках Словении. Не беремся решить здесь дилемму о происхождении писателя, но несомненным является факт, что его творчество явилось продолжением дела знаменитого Викторина Птуйского. Его латинский перевод Библии считается одной из культурных и научных основ современного мира. Деятельность св. Иеронима представляет собой одну из моделей успешного межкультурного, вернее, духовного посредничества, в которое напрямую или косвенно вплетено и современное словенское пространство.
Переселение народов и конец римской империи не высвободили каких-либо больших духовных движений, поскольку в такие периоды речь обычно идет о борьбе за голое существо-вание, за выживание человека, неизвестность относительно которого всегда является худшим бременем для человека. Через территорию современной Словении шли различные армии. Воины иноплеменных армий принадлежали к разным верам и сектам внутри них. После стабилизации ситуации, в особенности в результате расширения государства франков, ситуация начала меняться. Аквилея и Зальцбург в 811 г., после разделения на зоны влияния по реке Драве, на длительный период связали словенцев с Римом и католицизмом. Однако, это не лишило словенцев их славянского самосознания. Осознание собственной принадлежности к славянству у словенцев осталось, в противном случае, не было бы того приближения к славянам с помощью текстов, из которых потом возникли Брижинские (Фрейзингенские) отрывки. В этом памятнике письменности следует видеть не только религиозную природу, существование этих отрывков косвенно свидетельствует о политической ситуации, благодаря которой росло уважение к словенскому языку и расширялось его использование.
Около 840 года, после нескольких лет скитаний и поисков политической поддержки, изгнанный из Великоморавии князь Прибина обосновался в Нижней Паннонии, заложив на озере Балатон столицу. Вовне он подчинялся франкам, изнутри же, вопреки его словенским соседям на западе, ему удалось сохранить большую степень самостоятельности. В 847 году «Людовик Немецкий отдал в собственность Прибину все, что он ранее имел как феодал, одновременно, вручив ему еще и графский титул, объявив его тем самым, носителем государственной власти». 4) Около 861 года Прибина был убит в битве с моравцами. В функции графа и гентильного князя во внутриполитической жизни его наследником стал его сын Коцел.
В 867 году, у него нашли убежище, бежавшие из Моравии от преследований франковского духовенства, поддерживавшего латинский язык, как язык богослужения, солунские братья Константин и Мефодий. Коцел, вероятно, был ревностным служителем веры, известно, что именно по его приказанию была построена предшественница той церкви, которая и сейчас стоит в Птуе. Святые братья вдохновили его - «князь сильно полюбил славянские книги». Из-за своей религиозной деятельности на славянском языке братья были вызваны в Рим, где (как свидетельствуют римские источники) их с почетом принял папа Адриан II. Константин (с принятием схимы, Кирилл) умер в Риме в 869 г., а Мефодий, получивший поддержку своего славянского религиозного служения от папы Римского, вернулся на славянский восток, уже как представитель папы. Коцел, осознававший значение религиозной «независимости», вновь направил его в Рим, где Мефодий был рукоположен в сан архиепископа Паннонии и Моравии с центром в Сирмие. Захватившие Великую Моравию франки в 870 году стали вновь преследовать богослужение на славянском, и немецкие епископы обманом добились ареста Мефодия, которого удалось освободить и восстановить в правах архиепископа лишь через три года после этого, в результате вмешательства самого папы Римского. Уже в следующем году он вынужден был переехать из Паннонии в Моравию, где продолжил свою деятельность до 885 года. И хотя, по мнению Петра Штиха, 5) центральная Паннония между реками Рабой, Дравой и Дунаем и была «плавильным котлом» различных народов, среди которых преобладали славяне по происхождению, богослужение на славянском языке, основанное и введенное солунскими братьями, было не только признанием преобладающего языкового сообщества, но и, вероятно, последней возможностью иного пути религиозного развития, чем тот, что был узаконен религиозным расколом, окончательно завершившимся в 1054 году. Языковая практика славянских просветителей могла привести к созданию латинско-славянской христианской церкви, и в этом процессе словенское пространство могло бы сыграть одну из ключевых ролей. Подтверждением тому служит влияние словенских языковых особенностей на церковно-славянскую письменность. Одним из следствий деятельности Кирилла и Мефодия стала деятельность глаголяшей, а также славянская католическая литургия, которая сохранялась в Словении еще тысячу лет.
Миссионерская деятельность Кирилла и Мефодия оставила большой след в жизни словенцев. Народное предание сохранило сведения о многих местах, через которые, якобы, проходил их путь в Рим. Они остались символом славянской и словенской гордости, проявлявшейся, в первую очередь в отношении к языку и в осознании немецкого вероломства (как напоминание о том, как постыдно и крайне «некультурно» поступили немцы, «арестовав их словенского архиепископа» Мефодия). Культ Кирилла и Мефодия сохранился через столетия и был столь ярко выраженным, что Люблянский (словенский) епископ Хрен в 17 веке посветил им словенский алтарь в Кельне. Солунские братья были воплощением надежды на то, что словенство сохранится, несмотря на то, что о нем не заботились ни светские, ни церковные власти, поэтому Кирилл и Мефодий, как носители света христианства из его восточной столицы Византии, и в конце 19 века, дав имя народно-освободительному обществу,6) стали символом сопротивления германизации и итальянизации. Наличие глаголяшства, являвшегося доказательством присутствия славянства в Истрии и Далмации, вызывало крайнее беспокойство итальянских фашистов, но при этом находило полную поддержку у Антона Михнича в тот период, когда он был епископом на острове Крк, при этом, Михнич даже пошел на интернацию в 1919 году, но не отступил от своих убеждений.
Во второй половине 9 - первой половине 10 века роль Словении как связующего элемента со славянским востоком переместилась на крайний запад территорий расселения словенцев. В монастыре св. Ивана в Штиване, на границе между Истрией и Фурланией, хранилось четвероевангелие, в котором было, якобы, евангелие, написанное самим евангелистом Марком. Оно почиталось за величайшую реликвию не только простыми верующими, но и коронованными особами. Сохранились подписи, свидетельствующие о том, что реликвию уважительно держали в руках болгарский хан Борис и хорватский князь Терпимир. Чедадское четвероевангелие (названное так по месту его хранения) до сих пор является символом древнего христианства и славянства, или, словенства, на самых северных берегах Адриатики.
Крестовые походы, неуспех которых чувствуется до сих пор, как до сих пор сохраняется их значение, как яблока раздора между христианством и мусульманством, привлекали к себе также представителей дворянства из словенских княжеств. Это было безусловно темным эпизодом, что касается связующей роли между христианским востоком и западом, ошибкой, которая, однако, в сегодняшней ситуации может сыграть и позитивную роль.
Совсем иную роль в этом отношении сыграли Цельские графы. Их политика по нынешним понятиям может быть названа глобальной, причем, не только из-за своих характерных особенностей, но и по причинам личного характера: из-за связи с сербской православной семьей Бранковичей. Последний из Цельских графов женился на представительнице этой сербской семьи, верной проповедовавшей свою веру. На двор в Целье она привезла православного священника, с которым, благодаря ей, вероятно связана самая старая традиция православного богослужения на территории Словении. Трудно себе представить, чтобы общение между ней и Ульриком Цельским не происходила по-славянски. После гибели мужа она еще несколько лет жила в Брежицах, что также ни в чем не мешало исповедованию ею своей веры.
Опасность турецких набегов в 15 веке принесла с собой новый вид межславянской солидарности христианского мира. Из-за турок ему грозило полное уничтожение. Свою судьбу славянский мир решал посредством решения столетнего восточного вопроса. Некоторые европейские сверхдержавы с их политикой государственного эгоизма искривили его реальную суть. Насколько сильна была славянская солидарность и связь в этом вопросе может свидетельствовать пример словенских горно-рабочих-минеров,7) а также лесничих, которые во второй половине 19 века валили лес и тем самым помогали российским войскам на территории теперешней Румынии переправиться через Дунай.
Образ новой реальности, возникшей после падения Византии в 1453 г., и возрастания роли Москвы, вернее, России как центра восточной Церкви, дополняет также история Жиги (Сигизмунда) Герберштейна, который в первой половине 16 века со своими записками о жизни в Москве «Rerum Moscoviticarum commentarii» открыл Россию западной Европе. В создании лучшей из исторических и культурных традиций, утвердившихся на территории современной Словении, решающую роль сыграло его знание словенского языка. В несколько патетической форме можно было бы это выразить так: практически, он показал путь, которым следует самостоятельная Словения в наше время.
Турецкие набеги принесли с собой длительное сосуществование католиков и православных на словенском этническом пространстве. В качестве ускоков в первой половине 16 века в Словении нашли убежище многочисленные православные беженцы со славянских Балкан, которые заселялись в опустевших деревнях приграничных районов. Многие из них приняли потом католичество, некоторые присоединились к униатской церкви. В том и другом процессах свою роль сыграло глаголяшство, которое поддерживали в цистерианском монастыре Стична. Вероятно и в монастыре Костаньевица привечали глаголяшей. Католическая «Словения» практически переживала тогда период предреформации, который характеризовался достаточно выраженным религиозным плюрализмом и веротерпимостью, во всяком случае, на уровне простого народа. Чувство общности и связанности должно было быть достаточно сильным, иначе не было бы почвы для стремления некоторых протестантов расширять свою веру также и на православие.
Большим переломом в процессе открытия словенских земель на юго-восток и в более широкие пространства Средиземноморья, а также в сторону юга России, явилось то, что в 16-17 вв. турок потеснили с Балкан, когда паннонские земли вновь обрели свою функцию житницы для терроторий современной Италии. Новое международное положение Габсбургской монархии лучше всего чувствовалось после провозглашения свободы мореплавания по Адриатическому морю в 1717 г., а также двумя годами позже, когда города Река и Триест были провозглашены свободными портами. Триест, город на северном берегу Адриатики, становился не только одним из наиболее жизненно-важных центров экономической жизни монархии, но также настоящим культурным и религиозным конгломератом, где можно было встретить все ветви христианства. Благодаря торговым представительствам, вернее консульствам, Средиземноморье становилось своего рода экономическим и культурным целым, а Триест - символом сосуществования в своем многостороннем разнообразии. Его огромная религиозно-культурная посредническая роль, несмотря на исключительный вред, нанесенный фашизмом, до сих пор чувствуется в городе на каждом шагу, не говоря уже о библиотеках и сохранившихся архивах. При этом местное словенское население сыграло в этом также немалую роль. Для бизнесменов с внутренней территории, иметь свой дом в Триесте стало символом успеха в деловой деятельности. Корни «славянской» ориентации Триеста, заметные еще и сейчас среди проживающих там словенцев, следует искать в изменениях в области экономики, управления и политики, происходивших в 18 веке. Принадлежность к славянскому миру и Россия представляли собой тот каркас, на котором держалось их славянское самосознание и чувства, становящиеся особенно заметными в трагические моменты истории народа. Их чувства принадлежности к славянскому миру особым образом проявились в революционные 1848/49 годы, что отразилось в образовании их Slavjanskega drustva (Славянского общества), тогда как всюду были - «словенские общества», а также в выходящем у них журнале Slavjanski rodoljub (Славянский патриот), и еще в особом благодарственном письме русскому царю за его проавстрийскую военную интервенцию, с помощью которой удалось сломить силу венгерского национализма, ущемлявшего основные национальные права славян, проживавших на территории Венгрии. Если не было иной возможности продемонстрировать свою принадлежность славянству, словенцы проявляли ее в участии в православном богослужении в триестских православных церквях. Их певческие способности демонстрировали все отличие словенской национальной специфики от итальянской. (Сербская православная церковь была построена в Триесте в 1763 году, а греческая - в 1786.) И, наконец, некоторые словенцы, с самой западной из занятых славянами территорий, в период аграрной перенаселенности выбрали Россию как место для переселения.8)
Исключительно важную роль в процессе сближения между восточными и западными христианами пытался осуществить иезуит Габриель Грубер из Вены (1740-1805), живший в Любляне, который настолько слился со словенской средой, что мы привыкли считать его «своим». О его деятельности и сейчас напоминает люблянский Канал, носящий его имя (Грубарьев канал) и его дворец - самое красивое здание в Любляне в стиле барокко. После прекращения деятельности иезуитского ордена и по другим причинам Грубар должен был в 1786 г. переехать в Россию, и как исключительно влиятельная персона был известен при дворе царей Павла и Александра I. 9) Хотя его деятельность в России и не оставила каких-либо заметных следов, однако, все равно, она являлась важным элементом отношений между обоими народами и их верами.
Важным периодом российско-словенских отношений является период войн с французами. Наши предки в них выступали и как союзники, и как противники. В этот период между русскими и словенцами было много контактов. Упомянем вначале войну 1799 года, когда русские войска в качестве союзников австро-венгерской монархии прошли через Штирию и Каринтию в Италию. За военными шел обоз с их женами и детьми. Когда военное командование распорядилось, чтобы семьи покинули расположение войск, многие матери предпочли «оставить своих детей в Каринтии словенским крестьянам, чтобы иметь возможность подольше остаться при армии». Согласно существовавшей тогда военной практике, словенцы, проживавшие на территории Бенечии (итальянская Фурлания) должны были дать своих коней и подключиться к армии. Русские «очень удивились, заслышав в жаркой Италии, такой близкородственный язык». Словенцы из Резни помогали русским в Фурлании в качестве переводчиков.10) Генерал Суворов в качестве общего для русско-австрийских войск командующего, руководил также и полками, целиком укомплектованными выходцами из словенских мест. Поэтому, в каком-то смысле, Суворов является первым общим словенско-русским народным героем.
Более трагическая судьба ожидала Иллирийский полк, включенный Наполеоном в свою армию, направившуюся в поход на Россию. Большинство солдат этого полка в России нашли свою смерть, однако на родине еще долгие годы и после войны напрасно ожидали возвращения своих несчастных родственников из предполагаемого русского плена. Воспоминания одного из словенцев этого полка писатель Йосип Юрчич включил в свою повесть «Воспоминания старого словенца», ставшую своеобразным литературным памятником этим людям.
Русско-словенские связи в девятнадцатом веке, являются прежде всего предметом исследований историков литературы, поэтому здесь мы не будем о них говорить подробно. Приведем только два примера: при первой публикации Фрейзингенских (Брижинских) отрывков в 1827 г. анализ их языка был сделан А. X. Востоковым. Богатое наследие Е. X. Косты в середине 19 века купила крупнейшая петербургская царская библиотека - ныне библиотека им. Салтыкова-Щедрина, и также как знаменитое собрание зильских национальных костюмов, присланных на этнографическую выставку в Москву в 1867 году Матией Майяром-Зильским, пережила революции и вторую мировую войну. При этом, та часть книжного собрания Косты, которая осталась в Словении, погибла: словенские революционные власти после 2-ой мировой войны послали «старые книги» на вторичную переработку на бумажную фабрику «Вевче».
Без сомнения, русско-словенские связи второй половины 19 века, свидетельствуют о росте среди словенцев понимания общности словенско-российской истории, а также осознания братских связей по крови и языку. Несмотря на то, что из-за типа политической власти в России, немецкие либеральные и особенно радикальные круги ставили России в упрек, так называемую, политику «русского кнута», в их глазах подчеркивание русско-словенской взаимности являлось исключительно важным элементом роста словенского национального самосознания. Россия была мировой сверхдержавой, и для словенцев это имело большое значение, в особенности, в отношении тех сфер, в которых они чувствовали себя особенно под угрозой. Прежде всего, Россия давала чувство принадлежности большой в количественном отношении общности, кроме того, к высоким общественным структурам, к богатству и культуре, а также давала чувство уважения к славянскому языку, используемому также в церкви. Среди соседних католических народов словенцы ощущали себя под угрозой, в том числе и с точки зрения сохранения своего языка, поэтому искали какого-то неясной, сознательно не совсем определенной помощи со стороны других славян, среди них и православных. За исключением единичных представителей словенства, словенцы не думали о переходе в православие, скорее речь шла о каком-то слиянии, способном укрепить славянский элемент во вселенской Церкви. Они подчеркивали при этом тот факт, что Аквилея, Зальцбург и некоторые немецкие епископаты занимались христианизацией словенцев, однако без особого успеха: «не было школы, не было словенских книг, словенцы не умели читать и писать. Народ не понимал языка миссионеров, поэтому не понимал ни Священного Писания, ни изложенного в нем учения.» Лишь приход Кирилла и Мефодия, давших славянскую азбуку и священные книги славянским народам, породил результаты в этой сфере. «Теперь словенцы с радостью услышали описания божьих чудес на своем языке». С востока, с Кириллом и Мефодием и их деятельностью, «пришли к словенцам откровенья божьи и началось знакомство с христианскими законами». «Стараниями св. Мефодия во всех славянских странах радостно ожило христианство; живо протекало богослужение на фоне милого сердцу пения и проповеди на словенском языке. Прилежно училась молодежь всему тому, что необходимо знать для земной жизни и вечной!» Так писал А. М. Сломшек в своих «Отрывках» («Drobtinice»). В свете этих же мыслей следует рассматривать установление им «Братства св. Кирилла и Мефодия», распространившегося вскоре по всей Европе. В духе своего времени и своей принадлежности стране, где он жил, согласно с его высоким положением в церковной иерархии, а также его личным взглядам, Сломшек стремился, конечно, к воссоединению под руководством папы, но все же, следуя своему славянскому самосознанию, он писал, что 'православная вера это тоже наша вера, за исключением небольших, не столь важных деталей'.11) Практически, он видел в католической и православной церквях двух правоверных сестер.
Обращение к славянскому востоку в периоды бед и несчастий наглядно видно из, так называемой, «рицманъской аферы 1900-1910». Рицманье - словенская деревня, расположенная между городами Триест и Копер, в настоящее время находящаяся на территории Италии. Жители деревни хотели иметь свой собственный приход, из-за чего вступили в спор с епископом Триеста. Поскольку тот не желал удовлетворить их требований, верующие деревни перешли в униатство. Этому их решению способствовало также невнимание Триестского епископата к их национальным нуждам, поскольку они хотели петь в своей церкви по-словенски, на Пасху во время крестного хода, нести также словенский флаг, а кроме того, требовали отозвать проитальянского каплана. В своих требованиях они опирались также на деятельность братства Кирилла и Мефодия. Их поддержали, присоединившись к их требованиям, еще две словенские деревни.
Но поскольку епископат из Триеста не принял мер в соответствие с их требованиями, они стали искать поддержу у православного священника из хорватского Задра. Отношения были крайне напряженными, получили отклик по всей монархии и даже обсуждались в венском парламенте. В 1903 г. жители бунтующей деревни демонстративно приняли участие в отправлении религиозных обрядов в православном храме в Триесте. Проблема приобрела чисто национальную окраску и была решена, таким образом, что основные требования жителей деревни были удовлетворены, после чего они вернулись в католическую церковь.12) Известны еще несколько конфликтов подобного рода. В период старой Югославии переходы в православную веру, в том числе и по согласию католических епископов, происходили с целью решения семейных, брачных проблем. Некоторые подобным образом доказывали свою югославянское самосознание.
Первая мировая война на религиозное деление между католическими словенцами и другими православными славянами не оказала негативного воздействия. Углубилось знание друг о друге и взаимопонимание, что позднее проявлялось в переходе военнопленных в одну или другую церковь. Некоторые из военнопленных стремились к тому, чтобы не утратить веру и стать частью религиозного коллектива в той среде, в которой они жили. Несколько более негативный призвук приобрело православие за счет того, что в старой Югославии оно стало составной частью антисловенской шовинистической политики, а также шансом для реализации словенских карьеристов. Гонения на православных верующих и священников в коммунистической России вызывало у словенцев, с одной стороны, резкое неприятие и критику, а с другой, сочувствие и христианскую солидарность. Среди словенских теологов православие всегда пользовалось большим вниманием.13) Лучший из знатоков вопросов православия, теолог и преподаватель Фран Гривец, якобы, именно из-за этих его научных пристрастий и наклонностей, в 1932 году не был избран ректором Люблянского университета. Хотя, скорее всего, речь в данном случае шла о «либеральничании», которым университет всегда славился. В том же году, Люблянский епископ Рожман собрал достаточно большую сумму денег пожервований для дома для русских в Любляне. Евгений Васильевич Спекторский (1875-1951), бывший ректор Киевского университета, из воспоминаний которого цитируется упоминание о перечисленных выше событиях, был в Словении самым видным русским эмигрантом в период между двумя мировыми войнами. Он был знаменитым профессором юридического факультета и автором «Истории социальной философии I - II», вышедшей на словенском языке в 1932-33 гг. В конце второй мировой войны как последовательный антикоммунист он эмигрировал в США, где и умер. В связи с днем русской культуры, отмечавшемся в столице Словении 8. 6. 1931 г. Он констатиривал, что словенцы хорошо относятся к русским.14) Можно было бы написать - и к православию тоже, поскольку православные церкви, построенные в «католической» Словении в период после первой мировой войны, не были разорены.
Коммунизм в Словении не способствовал углублению отношений между католиками и православными. Более того, с помощью установления православного епископата в Любляне, тайная полиция хотела нанести вред католической церкви и начать ее уничтожение.
Религиозные словенцы, будучи в прошлом верными Риму, никогда до конца не могли избавиться от своей славянской принадлежности. С помощью культа солунских братьев Кирилла и Мефодия они искали путь повторного сближения славянских христиан. Лучший специалист и исследователь славянских просветителей Фран Гривец практически проложил путь к провозглашению их в 1980 году папой Иоанном Павлом II покровителями Европы. До этого он по-словенски прочитал монументальное произведение Гривца «Славянские просветители св. Кирилл и Мефодий 863-1963», вышедшее в Целье в 1963 г.15)
Словенцам среди остальных славян повезло в том смысле, что они во всей своей истории никогда не конфликтовали с православными верующими. (Большую опасность для них представляли как раз те, кто ссылались на одну с ними веру.) У русских тоже есть преимущество, что они большой народ и никогда не были причиной религиозного раскола. Если в прошлом, призывы к сближению восточных и западных христиан исходили с позиций силы и господства, то теперь это требование веры в Христа.
Экономическая глобализация принижает человеческую личность, и его божественная сущность требует соответствующего нашему времени ответа. Этот ответ должно дать христианство, или христианства не будет! Для создания новой общности христиан не обойтись, конечно, без божьей помощи, однако ключ для ее создания лежит, безусловно, в свободной воле человека. Также как и раскол возник из-за споров и недоразумений между людьми, преодолеть его могут лишь искренние и неэгоистичные человеческие устремления.
Усилия словенцев на этом поприще в прошлом имеют очень глубокие исторические корни. Уже не раз упомянутый здесь Фран Гривец в начале 20 века писал: «Славяне католики в начале 20 века осознали свою миссию. В 1905 г. они основали международный богословский журнал «Slavorum litterae theologicae», чтобы осуществлять связи между восточным и западным богословием. Апостольство св. Кирилла и Мефодия организовало три международные встречи с целью церковного воссоединения (в Велеграде в 1907, 1909, 1911 гг.) В 1909 г. была основана Velehradska akademija. Почти все западные ученые, специалисты в данной области, заявили о своем участии в этих планах. Они признали, что славяне-католики действительно призваны осуществлять посредничество между востоком и западом, и что у них есть все возможности, чтобы осуществлять деятельность по церковному объединению.»16)
Словенцы, как мы уже подчеркивали, никогда не конфликтовали с православными. Деление на германов, славян и всех остальных в глобальном мире является достаточно большим анахронизмом, не принимаемым большой частью обезличенной Европы. Но возможно, стоит включить эту большую тему прошлого, в наши большие планы на будущее. Православная церковь является главным образом славянской, следовательно - объединение зависит от славян.
Маленькие размеры Словении в данном отношении являются преимуществом, а не минусом, поскольку словенцами не руководят эгоистические цели. «Численность народа не имеет никакого значения для определения его значения. И маленький народ - является народом во всех отношениях. Национальная сущность народа кроется не в его численности, количественной «протяженности», а в его духовно-личностных качествах, в его душевном и культурном своеобразии».17)
Кирилл и Мефодий, вросшие корнями в словенскую народную традицию, присутствуют и в русской культуре, во всяком случае, с Летописи Нестора 12 века, они представляют собой прекрасный образец духовных и культурных связей периода до раскола между церквями.
Словенцы католики - самые великие из них - религиозные или светские ученые и простые, обычные люди, самопожервенно и с упорством, молитвой и трудом пытались внести свой вклад в укрепление христианской любви и единства, в создание духа мира и согласия между народами. Они делали это, ощущая в этом потребность, как в осуществлении собственной религиозной и культурной миссии. Доказательством тому служит и маленькая русская часовня, сохранившаяся среди огромных диких гор, доказательством тому служит и словенская верность своему языку и культуре, сохранившаяся в глобальном, полном насилия мире.
* Проф. д-р Стане Гранда. Институт истории им. Милко Коса. Научно-исследовательский центр Словенской Академии Наук, e-mail: stane.granda@zrc-sazu.si
1 Райко Братуж, Христианство в Аквилее и в восточной сфере влияния аквилейской церкви с начала до наступления религиозной свободы. (Rajko Bratuz, Krscanstvo v Ogleju in na vzhodnem vplivnem obmocju oglejske cerkve od zacetkov do nastopa verske svobode. Ljubljana, 1986.)
2 Славко Цигленечки, Укрепления в горах периода 3-6 вв. в восточных Альпах. (Slavko Ciglenecki, Hohenbefestigungen aus der Zeit von 3. bis 6. Jh. im Ostalpenraum, Visinske utrdbe iz casa 3. do 6. stoletja v vzhodnoalpskem prostoru. Ljubljana 1987.)
3 Викторин Птуйский, Толкование откровения. Перевод, введение и комментарии фр. Миран Шпелич, который приводит также новейшую литературу. (Viktorin Ptujski, Razlaga razodetja. Celje 1999. Prevedel, uvod in opombe napisal fr. Miran Spelic OFM, ki navaja tudi novejso literature)
4 Петер Штих, Васко Симонити, Словенская история до периода просвещения. (Peter Stih. Vasko Simoniti, Slovenska zgodovina do razsvetljenstva. Ljubljana 1996, str. 58.)
5 Там же, с. 58
6 Андрей Вовко, Малый дар положи ... - Портрет словенской школьной организации «Общество им. Св. Кирилла и Мефодия. 1885-1918» периода национально-освободительного движения. (Andrej Vovko, Mai polozi dar ... - Portret slovenske narodnoobrambne solske organizacije Druzbe sv. Cirila in Metoda. 1885-1918. Ljubljana 1994.)
7 Борис Голец, О разрушении Белграда словенцами и ламентации из-за неоплаты. История для всех, 8. (Boris Golec, О slovenskem nisenju Beograda in lamentacijah zaradi neplacila. Zgodovina za vse 8, 2001, str. 5-25.)
8 Марьян Дрновшек, Пути словенских переселенцев на чужбине. (Marjan Drnovsek, Pot slovenskih izseljencev па tuje. Ljubljana 1991.) См. также: Фотоальбом переселенцев из Бенечии. (Fotoalbum izseljencev iz Benecije. Trst 1986.)
9 Станислав Южнич, Габриель Грубер: от люблянского канала до иезуитского генерала. (Stanislav Juznic, Gabrijel Gruber: od ljubljanskega prekopa do jezuitskega generala. Ljubljana 2006.)
10 Йосип Мал, История словенского народа. (Josip Mai, Zgodovina slovenskega naroda. Ljubljana 1928, str. 25-26.)
11 Христианское слово о братстве св. Кирилла и Мефодия, славянских апостолов. (Kersanska beseda о bratovscini ssv. Cirila in Metuda, slavianskih apostolov. Drobtinice 1853, str. 18.)
12 Петер Стрес, Рицманьская афера (1899-1910). (Peter Stres, Ricmanjska afera (1899-1910). Slovensko morje in zaledje 1, 1977, str. 113-133.)
13 Фран Гривец, Православие. (Fran Grivec, Pravoslavje. Ljubljana 1918.)
14 Александр Сказа, Дневниковые записи Е. В. Спекторского в период с 16 октября по 28 января 1932 г. (Aleksander Skaza, Dnevniski zapisi Е. V. Spektorskega za obdobje od 16. oktobra 1930 do 28. januarja 1932. Tipkopisna predstavitev).
15 Co слов Максимильяна Езерника, ректора Института папы Римского «Slovenik» в Риме.
16 Фран Гривец, Православие, с. 114.
17 Д-р Якоб Алексич, Что с нами? (Dr. Jakob Aleksic, Kaj je z nami? Cas XXVI, 1931/32, str. 353).
Опубликовано на сайте СЛАВЯНСТВО. http://sklaviny.ru/proekty/slavyane/granda_sloven.php