Тесля А.А. Многогранная украинизация.

Борисёнок Е.Ю. Феномен советской украинизации. 1920 – 1930-е годы. – М.: Европа, 2006. – 256 с. (серия: «Евровосток»).

Распад Российской империи в 1917 г. привел к ситуации, когда прежние имперские механизмы – хорошо или плохо, но поддерживавшие имперское целое – перестали работать и в этой ситуации пришлось экстренно замещать их новыми – или же восстанавливать в новом виде работавшие ранее. Собственно, только западные окраины империи – Польша, Финляндия и остзейские губернии – сумели относительно быстро выстроить институты национальной государственности: с одной стороны, потому что их основания уже были во многом заложены в предшествующий период (наличие национальной интеллигенции, выработавшей относительный консенсус по национальному вопросу, достаточно высокий уровень социальной интеграции, массовое начальное образование на национальных языках и «возрождение» национальной культуры – не суть важно, подлинной или выдуманной).

Ситуация на Украине складывалась куда более сложным и противоречивым образом. Во-первых, украинские территории, входившие в состав Российской империи, не были единственным центром формирования украинского национализма – напротив, лидирующую роль с 1850 – 60-х годов играла Западная Галиция. Иными словами, с точки зрения украинских националистов вопрос стоял не об оформлении украинской государственности в пределах бывшей империи, но о собирании «Украины», на тот момент реальной только в воображении некоторых участников национального движения. Помимо прочего, территории, являвшиеся наиболее активным центром украинского движения, в ситуации 1919 – 1920 гг. подпали под власть Польши, формирующая государственность которой сумела подавить Западно-Галицийскую республику и установить достаточно жесткий и враждебный контроль над данными землями.

Во-вторых, если первоначально большевики были нацелены на создание централизованного государства – в качестве матрицы «неравномерной федерации» предполагая РСФСР, со статусом национальных автономий, как автономий «культурных», но отнюдь не политических, то на Украине в 1920 – 1921 гг. им пришлось иметь дело с уже относительно оформившимся и укрепившимся национальным движением: украинофилы социалистических партий достаточно окрепли в калейдоскопической смене политических режимов в 1917 – 1920 гг., с ними и приходилось в первую очередь искать эффективного взаимодействия, в отличие от слабо структурированных «про-русских» элементов (при всей условности этого термина), в плане партийной политики ориентированных на Москву, подчиненных центральным инстанциям и потому куда менее потенциально опасных (и, следовательно, чья позиция учитывалась в меньшей степени).

Работа Борисёнок ценна, в частности, напоминанием, что советская национальная политика 1917 – нач. 20-х годов вырабатывалась ситуативно, во многом противореча не только предшествующим теоретическим соображениям, оказавшимся в ситуации революции и гражданской войны утопическими, но и текущим предпочтениям. Выстраивать национальную политику на бывших окраинах империи приходилось «в ручном режиме», реагируя на текущие вопросы и на активность местных групп: при ограниченности ресурсов центра, ему приходилось учитывать фактические предпочтения, существовавшие на местах. Также немаловажно и обращение Борисёнок к международному фактору – Советский Союз существовал не автономно, и в своей национальной политике на Украине ему приходилось реагировать на соответствующие установки политики Польши, Чехословакии, Румынии, учитывать взгляды украинских сообществ в соответствующих государствах, на тот момент (в 20-е – нач. 30-х годов) представлявшихся реальными и весомыми противниками Советов.

Борисенок отмечает, что в рамках национальной политики можно выделить следующие стадии:

- 1921 – 1925 гг. – борьба вокруг распределения полномочий УССР и союзного правительства, когда в центре внимания находится возможный статус союзных республик и его реальное наполнение; украинское руководство, достаточно пассивное в вопросах национальной политики, активно стремится укрепить свою автономию по отношению к центру;

- 1925 – 1927 гг. – окончательное поражение «конфедералистов» и назначение на Украину Л.М. Кагановича: жесткий административный контроль со стороны Москвы сопровождается широким развертыванием политики «коренизации», местной формой которой становится украинизация.

- 1927 – 1933 гг. – политика украинизации достигает наивысшей фазы, затрагивая практически все сферы общественной жизни;

 - 1933 – 1938 гг. – свертывание политики украинизации вплоть до знаковых постановлений 1938 г. – об обязательном изучении русского языка в украинских школах и об уравнении юридическом и фактическом в правах с украиноязычным «Коммунистом» русскоязычного издания ЦК КП(б)У «Советская Украина». Борисёнок, в числе прочих факторов, приведших к сворачиванию украинизации, указывает и на утрату внешнеполитических позитивных эффектов данной политики – симпатии западных галичан, привлеченные в 20-е годы, были, разумеется, утрачены после того, как свидетельства о голоде в 1933 г. стали проникать за границу, с другой стороны, Союз установил вполне эффективный контроль над территорией, чтобы опасаться реальных последствий возможных враждебных действий украинских движений на территориях сопредельных государств.

Собственно, основной интерес работы Борисёнок – демонстрация реальной сложности процессов украинизации, складывающейся из массы разнообразных и зачастую противоречивых решений. Так, например, говоря о второй половине 30-х, она отмечает: «Любопытно, что наряду с задачей “очищения” партийного и советского аппарата от националистических кадров в 1930-е гг. по инерции продолжали ставить и задачу проведения дальнейшей украинизации. На XIII съезде КП(б)У, проходившем с 27 мая по 3 июня 1937 г., Косиор говорил о “продолжении линии на дальнейшую украинизацию” по тем же направлениям, что и десять лет назад – школа, вузы, печать, культура и т.д.» (стр. 231).

Политика коренизации рассматривалась первоначально как «стабилизирующий фактор в национальных республиках», однако, как отмечает исследовательница, «в дальнейшем эта политика заложила основы многих последующих конфликтов» (стр. 152), а на практике советская национальная политика последовательно проводила  принцип «этнизации нации», закладывая логику предустановленной этничной отнесенности субъектов.