Кононенко М. Тиверцы.

Тиверцы. Наличие на Руси в древние времена двух религиозных течений — язычества и православия с существенными уступками язычеству, которое, как мы предположили, сложилось в Южной Руси в результате деяний апостола Андрея (или тех, кто действовал под этим именем), должно было найти отражение в русском языке.

По отношению к вере русский язык делит людей на единоверцев — людей одной веры и на иноверцев — людей иной веры. Но как назвать людей, которые относятся к религиозному течению, занимающему промежуточную позицию, и вера которых не совсем «эта», но и не совсем «иная»? Интервал между словами «этот» и «иной» в русском языке значительно больший, нежели между словами «этот» и «тот» — для того, чтобы быть «тем», не нужно отличаться от «этого» столь же существенно, сколь нужно отличаться для того, чтобы быть «иным». Поэтому местоимение «тот» занимает промежуточную позицию между местоимениями «этот» и «иной». Столь же естественно занимает промежуточное положение между словами «единоверцы» — люди одной (этой) веры и «иноверцы» — люди иной веры слово «тиверцы» — люди той веры. «Тиверцы» — это не название восточно-славянского племени, как «принято считать», а определение принадлежности к вере, к «той», но не совсем «иной» вере. Поэтому этимологам русского языка не нужно выискивать несуществующих родственных связей слова «тиверцы» с названием рек «Тиврь» и «Тирас» и им подобным.

Чтобы избавиться от возможных сомнений, снова откроем «Повесть временных лет», прочитаем повнимательней ту ее часть, где речь идет о походе Олега в 907 году «на Грекы»: «Иде Олегъ на Грекы, Игоря оставив в Киевh, поя же множество варяг, и словенъ, и чюдь, и словене, и кривичи, и мерю, и деревляны, и радимичи, и поляны, и сhверо, и вятичи, и хорваты, и дулhбы, и тиверци, яже суть толковины; си вси звахуться от грекъ Великая Скуфь».

Тиверцы, занимая срединное положение между Византией и Киевской, пока еще языческой Русью как территориально, так и в религиозном отношении, нужны были Олегу как «толковины». Слово «толковины» в данном случае одинаково точно отражает оба значения, встречающиеся в переводах древнерусских произведений, — «переводчики» и «союзники». Но, быть может, наиболее верным в этой ситуации оказался бы перевод «посредники», причем посредники с вполне определенным политическим авторитетом, поскольку «звались (греками, византийцами) Великая Скифь». Ни варягов, ни словенъ (от выкупа), ни чудь, ни словене (от венедов), ни кривичей, ни мерю, ни прочих византийцы не могли называть «Великой Скифью». Великой Скифией для них было население Южной Руси — Северного Причерноморья и прилегающих к нему с востока территорий, населенных тиверцами: уличами, угличами и прочим «людом из Оксианской (Аксинской) степи», то есть степи причерноморской. Не исключено, что в состав Великой Скифии того времени входила и территория, на которой ныне располагается Астраханская область, ведь находки «скифо-сарматской культуры» здесь не редкость.

Но была и другая причина у Олега для того, чтобы привлечь к походу «на грекы» тиверцев — евксиноросов, и эта причина — кони. Ведь только Южная Русь с ее бескрайними степями могла поставить достаточно коней для собранного Олегом войска.

Далеко не одинаково отношение Олега к участникам похода. Он явно делит свое войско на сословия: «Исшийте парусы паволочиты руси, а словеномь кропиньныя». А при требовании с царьградцев дани Олег полностью игнорирует интересы южнорусской (тиверческой) конницы, запрашивая дань лишь на две тысячи кораблей, «по 12 гривенъ на человhкъ, и а въ кораблю по 40 муж». Впрочем, не исключено, что с союзниками Олега — тиверцами, византийцы рассчитывались отдельно, поэтому «Повесть» об этом и умалчивает.

Различие вер просматривается и в клятве двумя богами: Олег, как представитель северных русских земель, клянется Перуном, а Южная Русь — тиверцы — скотьим богом Велесом (Волосом), а быть может, уже и Власом, поскольку полногласная форма «Волос» могла быть записана, так сказать, по инерции.

В пользу того, что Южная Русь стала принимать православие задолго до княжения Владимира, говорит тот факт, что философ Кирилл до разработки славянской азбуки читал в Корсуне Псалтырь и Евангелие, написанные «русскими письменами». Для кого же они писались, если не для русских? Ответ на этот вопрос заложен в самом вопросе.

Вопрос лишь в том, как согласуются Псалтырь и Евангелие, написанные «русскими письменами», с Великой Скифией и ее «пестрым» населением: скифами, амазонками, савроматами, уличами, угличами, половцами, куманами, тороками, берендеями и прочими.