Мининков Н.А. Казаки Дона: состав и социальное происхождение

В этих городках жили в XVI-XVII веках казаки самого различного этнического и социального происхождения.  Первые известные по источникам донские казаки – это люди атаманов М. Черкашина, И. Извольского и Сары Азмана, сведения о которых относятся к середине XVI века. Судя по тому, что о них сообщается в источниках, это - выходцы из южных русских городов, мелкие служилые люди. Сам М. Черкашин - путивльский казак. И. Извольский - "тулянин", мелкий помещик, фамилия которого производна от села Изволья в Тульском уезде. (Веселовский С.Б. Ономастикон. М., 1974. С.127.) Ничего, кроме имени и прозвища, не известно о Сары Азмане. Он мог быть мещерским или азовским татарином или даже турком из Азова (Азман - осман). Во всяком случае, наличие такого атамана - свидетельство пестроты этнического состава раннего казачества на Дону.

 В послеопричный период более заметной стала роль в формировании рядов донского казачества выходцев из низов русского общества. К концу XVI века на Дону уже было много таких людей. Не случайно в Карамзинском хронографе говорилось, что в рядах казаков - "холопи боярские и всякие воры ерыжные и зерщики". Бегство на Дон таких людей серьезно затрагивало интересы помещиков, для которых проблема рабочих рук приобретала в XVI веке большую остро ту. Иногда помещики пытались вернуть своих беглых людей, становившихся казаками, если те приходили в южные горда и уезды. Так, помещики В.Судаков и Ш.Муромцов прибыли в Воронеж за своими беглыми людьми Гришей Суворовым и Панкой Яковлевым, ушедшими от них на Дон, а затем набранными в 1594 г. на городовую службу в воронежский гарнизон. (Анпилогов Г.Н. Новые документы о России конца XVI - начала XVII вв. М., 1967. С.403.) Среди атаманов по-прежнему было немало представителей служилого сословия России. Под 1571 г. был упомянут донской атаман сын боярский Архип Рогожин, которого послал с донесением с Дона в Москву посол А.Кузьминский (РГАДА. Ф.89. Кн.2. Л.209, 210 об.) В 80-е годы атаманом низовых казаков, воевавших с Азовом, был Иван Кишкин, имевший поместье под городом Михайловым вблизи Рязани. (ЧМОИДР. 1898 Кн.3.

Ч.1. С.238.) Под 1593 г. в качестве атамана низовых донских казаков был упомянут дворянин Семен Воейков. (РГАДА. Ф.89. Кн.3. Л.92.) Судя по Рязанской писцовой приправочной книге, донскими атаманами в конце XVI в. были многие мелкие рязанские помещики. (Анпилогов Г.Н. Рязанская писцовая приправочная книга конца XVI века. М., 1982. С.206, 209, 211, 223-224, 228.)

 В последние два десятилетия XVI в. стал заметен приток на Дон украинцев-черкас. Это вызывалось ухудшением положения украинского народа после Люблинской унии 1569 г., а также репрессиями против запорожцев при короле Стефане Батории. (Голубицкий В.А. Запорожское казачество. Киев, 1957. С.90-93.) Уже в царской грамоте 1586 г. султану Мураду III говорилось, что "живут по Дону и по Донцу многие черкасы литовского короля". (РГАДА. Ф.89. Кн.2. Л.495.) С черкасами, вероятно, связано основание Черкасского городка, впервые упомянутого под 1593 г. (Кабардино-русские отношения в XVI-XVII вв. Т.1. С.68.) Сближению черкас с донскими казаками способствовали совместные их действия против Азова и Крыма в конце XVI века (РГАДА. Ф.89. Кн.2. Л.332, 495 об., 496.) Вместе с тем отмечались случаи прихода на Дон небольших отрядов черкас, которые "донских и донецких казаков хотят громить". С такими отрядами донские казаки вели борьбу*.(ЧМОИДР. 1898. Кн.3. Ч.1. С.252, 259; РГАДА. Ф.89. Кн.3. Л.98.)

 После Смутного времени, когда движение русского населения на Дон стало весьма оживленным, произошли некоторые перемены в социальном составе выходцев на Дон по сравнению с XVI века.

 В числе атаманов, как и ранее встречались выходцы из дворянства. Один из них, атаман Иван Васильев, упоминавшийся под 1628 г., являлся князем Иваном Васильевичем Друцким. (СОВДСК. Новочеркасск, 1915. Вып.13. С.170-171.) Дворянином по происхождению был известный атаман периода Смуты Смага Чертенский. Донским атаманом был дворянин Семен Кутузов, провожавший в 1619 г. послов П.Мансурова и С.Самсонова. (РГАДА. Ф.89. 1623. N1. Л.10.) В XVII веке, однако, дворянство среди донских казаков было гораздо менее заметно, чем в XVI веке.

 Значительную часть донских казаков составляли в XVII веке выходцы из мелких служилых людей разных городов и уездов России, преимущественно - южных. Так, о казаке Смирке Мятлеве известно, что до того, как уйти на Дон, он в 1636 г. ушел с Вологды в Верхний Ломов и там "в жилетцкие в служилые люди записался", и в том же году он, "взяв с собой казенную пищаль да фунт зелья, да фунт свинцу, сшол с Ломова на Дон". Причина ухода - обида на "голову" Б.Соковкина, который "корму не давал ему ничего, и учел чинить ему насильство и сажал ево в тюрьму не за вину". (Донские дела. Кн.1. Стб.585.) Иван Поленов, бывший сперва яицким, а затем - донским казаком, рассказывал в 1640 г., что до своего ухода на Яик он "служил...на Тереке в конных стрельцах". (Там же. Стб.980.) Знатный казак Самойло Лаврентьев, являвшийся одним из предводителей донского раскола и бывший войсковым атаманом в 1686-1687 гг., был сыном калужского стрельца. (РГАДА. Ф.111. 1688. N5.Л.315.) На Дон он ушел еще по-видимому в доразинское время, поскольку к 1675 г. он уже был таким заслуженным казаком, что Войско послало его в Москву во главе легкой станицы. (Там же. Ф.111. 1688. N5. Л.315.) Следовательно, этот атаман происходил из мелких служилых людей. Сподвижник С.Лавреньтева, другой видный предводитель донского раскола, Кирей Матвеевич Чурносов, был сыном воронежского пятидесятника Матвея Петрова Чурносова, прибывшего на донскую службу в 1646 г. во время набора вольных охочих людей. (Донские дела. Кн.3. Стб.649.)

 Значительную роль в пополнении рядов донского казачества играли в XVII веке выходцы из социальных низов русского общества. Люди, близкие к низшим слоям населения России, оказывались даже среди верхушки войска Донского. Так, братом атамана Исая Мартемьянова, избиравшегося войсковым атаманом, был Алексей Широков, крепостной боярина И.Н.Романова. В 1625 г. он просил отпустить его на Дон для свидания с заболевшим братом-атаманом и получил разрешение на эту поездку. (РГАДА. Ф.210. Столбцы Приказного стола. N14. Л.101-102.) Стремление зависимых людей к уходу на Дон было связано с постепенным усилением крепостничества в стране, с тягой народа к освобождению от крепостного гнета.

 Выходцы из крестьянской и посадской среды были особенно заметны среди рядовой части казачества. Совершенно очевидно, что уход на Дон был далеко не простым делом, так как вел к коренной перемене образа жизни и требовал скорейшего овладения навыками казака - воина и промысловика. Поэтому распространены были случаи, когда на Дон уходили те люди, которые уже имели среди донских казаков родственников или земляков, а также те, кто общался с казаками, приезжавшими по разным причинам в русские города и уезды, или же те, кто ездил на Дон для торговли. Так, в 1631 г. шацкий воевода Р.Бобрыкин сообщал, что многие жители дворцовых сел Шацкого уезда "съехали при прежних воеводах и ныне живут на Дону и на Яике, а братья их, и племянники, и дети ныне живут в дворцовых селах и хотели к ним итти на Дон и на Яик". (АМГ. Т.1. С.336.) Имеется немало случаев, когда сами донские атаманы и казаки подговаривали жителей городов и уездов уходить на Дон. Во время Смоленской войны атаман Иван Теслев "подговорил" в 1633-1634 гг., по словам воеводы И.Наумова, к уходу в отряды донских казаков "от бояр наших и от окольничьих и от дворян и ото всяких людей холопей многих". (РГАДА. Ф.210. Столбцы Приказного стола. N76 Л.30.) Немало людей, принадлежавших разным категориям помещиков Тульского, Соловского и Веневского уездов, подговорил к уходу на Дон в 1646 г. донской атаман Павел Федоров (Чесночихин), а другой атаман, Иван Каторжный, отказывался выдавать этих беглых, несмотря на требование воронежского воеводы. (Донские дела. Кн.2. Стб.1086-1090, 1107.) Благодаря донским казакам беглые нередко в относительной безопасности могли миновать участок пути между Воронежем и верховыми городками, где весьма вероятной была встреча с крымцами, азовцами и ногаями. В 1629 г. белгородец Д. Везенин, отпущенный из Воронежа на Дон, видел на Дону, в 100 верстах ниже Воронежа, атамана Федора Игумнова с казаками, которые дожидались "беглых боярских людей" примерно с 20 человек.

Атаман должен был посадить беглых на свои суда и привезти их на Дон. (РГАДА. Ф.89. 1628. N2. Л.249.) Ожидание беглых на довольно значительном отдалении от Воронежа было не случайно. В городе проводился досмотр проезжавших на Дон людей, причем казаки, возвращавшиеся из Москвы или из других городов, пропускались в соответствии со списком, который содержался в проезжей памяти. Эта память выписывалась в Москве. Правительство неоднократно указывало воронежским воеводам на необходимость строго придерживаться этих документов и не пропускать лишних людей. Поэтому станицы, которые везли с собой беглых, не брали их с собой в Воронеж, куда они обязательно должны были заезжать при возвращении на Дон, а ожидали их уже за городом. Беглые шли в обход города, рискуя при этом встретить татар или воронежских служилых людей, но зато избегали воеводского досмотра. Об этом в 1628 г. сообщал в Москву воевода И.Тургенев, который вел следствие в Воронеже и Ельце по делу о самовольном уходе на Дон и "на Волгу воровать", "проходят Доном мимо Борщева монастыря, слышичи твой государев сыск про тех воров на Воронежи". Он предлагал, чтобы была восстановлена "крепкая застава для всяких воровских людей", которая будто бы была у стен этого монастыря еще при царе Федоре Ивановиче. (РГАДА. Ф.210. Столбцы Приказного стола. N73. Л.76.)

 Приходившие на Дон люди быстро становились казаками, но при этом поддерживали связь с родственниками и нередко, прожив на Дону несколько лет, возвращались в родные места. Следствие 1628 г., проводившееся в южных городах, выявило немало подобных случаев. Из Ельца И.Тургенев сообщал, что "у которых, государь, у елчан у детей боярских и у казаков служилых и у крестьян, которые воруют на Поле, дети, братья и племянники, а жены у них и дети здесь на Руси. и с Поля выезжают к женам и к детем своим, живут, приехав, житьем". (Там же. Л.187.) На Дону эти люди обычно ходили с казаками в походы. Житель Курска Гришка Кудашев жил на Дону 3 года и ходил с казаками на море и под Азов. (Там же. Л.12.) Иногда воеводам удавалось выяснить, что некоторые из таких людей на Волге "громлил государевы суды", как, например, воронежец Иван Пещуров, ушедший на Дон в 1620 г. и пробывший там 3 года. (РГАДА. Ф.210. Столбцы Белгородского стола. N11 Л.11-12.)

 Не удивительно, что среди уходивших на Дон людей было немало таких, для кого воровство и грабеж являлись профессией. Один из таких людей, некий Данка, "товарищь" войскового атамана Волокиты Фролова, в 1628 г. ограбил атамана, украв у него денег и разной рухляди на сумму 30 рублей и сбежал в свой город Печерники, где жила его мать. (РГАДА. Ф.89. 1627. N2. Л.120.) Житель села Архангельского Елецкого уезда донской казак Демка Разоритель, о котором было известно, что он "з Дону на Волгу воровать хаживал" и"многих людей перевел", в 1628 г. вернулся в родные места и грабил на дорогах со своим братом Гришкой. (РГАДА. Ф.210. Столбцы Приказного стола. N31. Л.193.) Приток подобных людей на Дон еще более увеличивал и без того сильную склонность казачества к грабежам и разбоям.

 Существенное увеличение боевых сил донского казачества происходило также за счет людей, прибывавших на Дон не для постоянного жительства и вступления в казачьи ряды, но на короткое время, прежде всего с торговыми целями. Они отправлялись с казаками в походы, чтобы затем принимать участие в дележе добычи. В отписке от 5 августа 1622 г. сообщалось, что жители Белгорода, Курска и "иных украинных городов", которые "прибыли к ним в Войско с товары", "пошли к Азову и на морское устье". (РГАДА. Ф.89. 1622. N1. Л.95.) Правительство, стремясь сохранять мирные отношения с Турцией и Крымом, всячески добивалось, чтобы жители южных городов и уездов, приходившие на Дон для торговли, не участвовали в походах вместе с казаками и не увеличивали бы их силы. В грамоте от 18 февраля 1623 г. правительство предписывало воеводам в Воронеже, Осколе, Валуйке, Белгороде, Ельце, Ливнах, Курске, Ряжске, Шацке, на Лебедяни, чтобы они требовали от отъезжавших на Дон торговых людей немедленного возвращения, причем за походы на море с донскими казаками грозило смертной казнью. Эта угроза, очевидно, мало помогала. Участие в походах донских казаков на Крым и Турцию людей из южных городов и уездов, приезжавших на Дон для торговли, стало настолько распространенным явлением, что в 1627 г. власти начали следствие в ряде южных городов, выясняя, кто са мовольно уходил на Дон и был с казаками в походах. Очевидно, что следствию не удалось выяснить масштабы этого явления, так как на допросах допрашиваемые стремились всячески подчеркнуть кратковременность своего пребывания на Дону и, главное, неучастие в походах на Крым и Турцию с донскими казаками. 19 января 1629 г. был издан царский указ, предусматривавший наказанье кнутом за самовольные уходы на Дон и особенно - за участие в военных действиях. (РГАДА. Ф.210. Столбцы Приказного стола. N31. Л.80-81.) Однако он не достиг своих целей. Негласная отмена запрета на такие уходы происходила с 1638 г., в разгар борьбы войска Донского за Азов. В грамоте от 1 октября 1638 г. воронежскому воеводе М. Вельяминову и белгородскому воеводе П.Пожарскому было указано не только пропускать тех, кто "к Озову для помочи поидут", но и давать им "на подъем...денег, да и зелья, и свинец". (Там же. Столбцы Белгородского стола. N141. Л.475, 484.) Это содействовало росту сил защитников Азова во время осадного сидения в 1641 г., среди которых были не только казаки, но и люди, прибывшие из Руси, как, например, козловцы братья Агапка и Першак Пашигоревы. Агапка был ранен и лечился 5 недель. За это время он задолжал. Першак заболел в Азове и тоже задолжал. Братья Пашигоревы просили разрешить им уже после осадного сидения "съездить на Дон расплатиться с долгом" и "забрать свой барахлишко", (Там же. Столбцы Приказного стола. N144. Л.69, 209-209 об.) с которым они приезжали на Дон и, по-видимому, не распродали там.

 Из материалов следствия по делу о самовольных уходах на Дон известно, что немало людей шло в казачьи городки "кормиться" своим ремеслом. В походы они обычно не ходили и на Дону надолго не задерживались. Так, сапожник Ларка Петров в 1626 г. жил на Дону 6 недель, другой сапожник, белгородец Томилка Бородин в 1627 г. - "недель з десять", Данилка портной мастер в 1627 г. и гулящий человек Петрушка Докукин тот же срок, (РГАДА. Ф.210. Столбцы Приказного стола. N31. Л.152, 153, 155, 157.) и т.д.

 Среди уходивших на Дон из Руси были не только миряне, но и духовенство. Обычно целью ухода на Дон представителей духовенства была торговля. По сообщению шацкого воеводы Р.Боборыкина, из шацких дворцовых сел в 1631 г. для торговли вином, зельем и свинцом уходили на Дон не только крестьяне, но и попы. (АМГ. Т.1. С.336.) Ездили на Дон для торговли попы не только из шацких дворцовых сел, но и из других мест. В 1626 г. вдовый поп Тимофей выехал на Дон из Белгорода "с вином и з запасы". (РГАДА. Ф.210. Столбцы Белгородского стола. N31. Л.147.) Некоторые из попов, как, например, Семен из Никольской церкви в Валуйке, уходили на Дон "с бедности". (Там же. Столбцы Приказного стола. N17. Л.30.) По этой же причине, по-видимому, ездил на Дон поповский сын Ивашка Михайлов из села Бояркина Белевского уезда, сын дьякона Костка и поп Петр.  На Дону "по разным острошкам" они делали восковые свечи, "жили у попов и хаживали по часовням". (Там же. N31. Л.48-49.) Появление на Дону духовенства из русских городов и уездов имело, очевидно, немалое значение для казаков, так как собственно донского духовенства было немного.

 Среди населения, уходившего из Руси на Дон, преобладали жители ближних к Донской земле южных городов и уездов. Приходили люди и из более отдаленных мест. Житель города Скопина под Рязанью вдовый дьячок Анкидин прибыл в 1627 г. в Черкасский городок в связи с известием о нахождении в плену его племянника Архипки. В Черкасском он целый "год служил в часовне" вместе со своим земляком из Ряжского уезда, вдовым попом Куприяном. (РГАДА. Ф.210. Столбцы Приказного стола. N31. Л.139-140.) В 1631 г. в Алатырский уезд явились местные уроженцы, донские казаки во главе с атаманом Васькой Гладким для воровства. Из них 8 человек ушли в Шацкий уезд, где у них были жены и дети. (АМГ. Т.1. С.335.) Казак Ивашка Савельев в 1633 г. "сказался москвитин". (РГАДА. Ф.210. Столбцы Приказного стола. N76. Л.15.) В конце Смоленской войны к донским казакам бежало немало жителей западных уездов, где происходили военные действия. "И многие, государь, брянченя, дети боярские и московские и брянские стрелцы, и дворянские и детей боярских люди, и посадские, и пушкарские дети побежали из Брянска в воровство в казаки", - сообщали 19 февраля 1634 г. брянские воеводы И.Хилков и М. Чоглоков. (Там же. Л.173.) Часть этих людей после окончания войны ушла с казаками на Дон. Казак Евтифейко Гулидов рассказывал о себе 22 декабря 1637 г., что он был гулящим человеком, затем, в 1634 г., поверстался в солдатскую службу в Можайск, откуда самовольно ушел в украинные города, где был арестован, отправлен в Москву и посажен в тюрьму. После недолгой отсидки он ушел на Дон и служил "в донских казаках 4-й год". (Донские дела. Кн.1. Стб.632-633.) Были среди донских казаков и те, кто жил в еще более северных частях России. Упоминавшийся выше казак Смирко Мятлев жил в Вологде. (Там же. Стб.585.) Казак Тимофей Сукин приехал в 1638 г. в Москву и просил отпустить его повидаться с родственниками, жившими в Белозерской половине Бежецкой пятины Новгородской земли. По-видимому, он уже давно служил на Дону, так как из его челобитной известно, что он еще в 1612 г. взят в литовский плен, затем был продан туркам и оказался в Крыму, откуда ушел на Дон к казакам. (Донские дела. Кн.1. Стб.659.) О приходе на Дон людей из отдаленных мест свидетельствовали и некоторые прозвища казаков. Так, под 1633 г. упомянуты казаки Митька Кашеринин и Ивашка Михайлов Серпуховитин. (Там же. Стб.381.) Видными старшинами в третьей четверти XVII в. были Родион Колуженин и Михайло Самаренин. С "Сказочной" повести об азовском взятии и осадном сидении указано, что герой борьбы за Азов в 1641 г. атаман Наум Васильев был родом из Нижнего Новгорода. (Воинские повести Древней Руси. С.85.)

 Некоторую роль в пополнении рядов донского казачества играли пленники, выходившие из Азова, Крыма и других мест. В 1617 г. донской воевода А.Чебаров сообщал: "...а из Азова де Доном...рузские ясыри бегают на Дон, в казачье войско". (РГАДА. Ф.89. 1616. N1. Л.67.) Упоминавшийся выше казак Т.Сукин пришел на Дон из крымского плена. (Донские дела. Кн.1. Стб.632-633.) Примерно две тысячи "пленных православных крестьян...освободили" донские казаки в 1637 г. в Азове. Часть из них была отправлена на Русь с послом С.Чириковым. Другая часть осталась на Дону и селилась на жительство в домах у казаков. (Лунин Б.В. Очерки истории Подонья-Приазовья. Кн.2. С.45.) После взятия войском Донским Азова в город прибыли русские пленники из Темрюка. Об этом сообщил в 1638 г. в Москве атаман Денис Парфеньев. Судя по его словам, приход русских пленных их Темрюка и Тамани в Азов был обычным явлением. (Донские дела. Кн.1. Стб.644, 780.) Некоторые из таких людей уходили затем на Русь, а некоторые оставались с казаками.

 Пополнение рядов донского казачества происходило в первой половине XVII в. за счет прихода казаков с других казачьих рек, прежде всего - с Волги и с Яика. Контакты между казаками, жившими по разным рекам, имели место еще в XVI веке. Тогда казаки целыми отрядами свободно переходили с реки на реку, причем очень трудно было провести четкую границу между донскими, волжскими и яицкими казаками. Свободный переход сохранился и в XVII веке. Судя по сообщению посла И.Кондырева, в 1622 г. войсковой атаман Е.Радилов и все войско Донское разрешило поселиться в нижних городках воровским волжским казакам во главе с атаманом Богдашкой Чернушкины. Этих казаков было 160 человек. До прихода на Дон "бывали...они на (Каспийском - Н.М.) море и громили кизылбашского бусы", а затем вернулись к себе на Волгу, откуда их "збили астороханские люди неведомо для чево", и после этого они ушли на Дон. (РГАДА. Ф.89. 1622. N1. Л.34-35.) В 1630 г. в условиях резкого обострения отношений между войском Донским и московским правительством, когда в Москве была арестована станица атамана Наума Васильева, а на Дону убит царский посол И.Карамышев, в Войске, по словам казака Семена Саблина, "поволили, чтоб с Волги, и с Терека, и с Еика, и из Запорог всякие люди шли к ним на Дон". (Там же. 1630. N5. Л.105.)

Сделано это было из опасения того, что царское правительство пришлет на Дон ратных людей. (Там же. Л.113-114.) В 1632 г., как сообщалось в отписке в Москву царицынского воеводы Л.Волконского со слов стрелецкого пятидесятника В.Угримова, в семи верховых городках, от Кумшака до Голубых, собралось 600 человек воровских казаков с Яика и Дона, которые в 1631 г. воровали на Волге и Каспийском море. Перезимовав в этих донских городках, они собирались весной идти на Волгу и Каспий. (Донские дела. Кн.1. Стб.343.)

По-видимому, и в последующие годы воровские казаки с Яика зимовали в донских городках вблизи Переволоки. Во всяком случае, зимой 1636-1637 гг. в городке Голубые жил Иван Яковлев Поленов, который, по его словам, был есаулом у яицких казаков, взявших в 1636 г. иранский город Фарабад на южном берегу Каспийского моря. (Там же. Л.553-554.) Никакого различий между донскими, волжскими и яицкими казаками не делало само правительство и тогда, когда нанимало их целыми сотнями на службу в гарнизоны южных городов.

Так, в Козлове существовала целая Казачья слобода, где несли службу донские и яицкие казаки. Упомянута она под 1636 г. (РГАДА. Ф.210. Столбцы Приказного стола. N103. Л.104.) Совместно действовали яицкие и донские казаки и во время Смоленской войны и в Балашовском движении. (Поршнев Б.Ф. Развитие "Балашовского" движения в феврале-марте 1634г. - Проблемы общественно-политической истории России и славянских стран. М., 1963. С.230.) Несколько менее широкие, но также устойчивые и постоянные связи имели донские казаки с терско-гребенским казачеством. Терско-гребенские казаки охотно принимали в свои ряды воровских казаков, в тот числе "собратьев с Дона". (Козлов С.А. Пополнение вольных казачьих обществ на Северном Кавказе XVI-XVII вв. - Советская этнография. 1990, N5. С.50.)

 Таким образом, после Смутного времени приток русского населения был довольно значителен. Сами казаки глубоко осознавали свое русское происхождение, заявляя в "Исторической" повести о взятии Азова в 1637 г., что "великое Донское войско...Московския области". (Воинские повести Древней Руси. С.48.) Зная, что у многих казаков имелись родственники в русских городах и что на Дону ценили и поддерживали родственные отношения, правительство время от времени напоминало Войску о родственных связях с русскими людьми, когда в этом возникала необходимость. Так, призывая в 1618 г. казаков на борьбу с вторгшимися в пределы России поляками, правительство писало на Дон, что если южные города будут разорены, то "и церкви Божии, и монастыри, где гробы родителей ваших и где вы сами для душ своих вкладчики, все разорятца". (РГАДА. Ф.89. 1617. N1. Л.230.)

 Преобладание русского элемента не исключало пестроты этнического состава казачества на Дону. После казаков русского происхождения наиболее многочисленной группой донцов были казаки - выходцы с Украины, прежде всего из родственной Дону Запорожской Сечи. На Дону всегда жило немало запорожцев-черкас, а некоторые из них проживали по много лет. Как сообщал в Москву в 1626 г. донской атаман Федор Ханенов, "...на Дону черкас бывает много, человек по 500, а иногды и больши, а живут не в одном месте". (Воссоединение Украины с Россией. Т.1. С.213.) В том же 1626 г. в Посольском приказе запорожский полковник Алексей Шафран заявил, что он жил на Дону 18 лет, а некоторые его "товарыщи" - по 5-6 лет, причем как черкасы, так и донские казаки, по его словам, "живут, переходя" то в Запорожье, то на Дон. (Там же. С.70.) Живя столь продолжительное время на Дону, эти запорожцы по существу входили в состав донского казачества, как и те выходцы из русских городов и уездов, которые, пожив в донских городках, приняв участие в походах и став казаками, не теряли связи со своей старой родиной и время от времени навещали своих родных и близких. Более многочисленной группой черкас на Дону была та, которая находилась там непродолжительное время, хотя бы одну зимовку, как, например, 400 запорожцев атамана Павла Енкова, живших зимой 1632-1633 гг. в Черкасском и Манычском городках. (Воссоединение Украины с Россией. Т.1. С.133-134.)

 Примерно с 1637 г. усилился приток черкас на Дон. Немало их приняло участие во взятии Азова войском Донским в 1637 г. (Там же. C.177; Воинские повести Древней Руси. С.49.) В 1638 г. запорожцы сообщали в Путивль о переселении примерно двух тысяч жителей "из литовский украинных городов" в великий пост на первой неделе". (Воссоединение Украины с Россией. Т.1. С.194-195.) Очевидно, приток черкас на Дон стал еще более велик. Это дало основание атаману Михаилу Татаринову заявить в Посольском приказе 4 апреля 1638 г., что в Азове в то время проживало 10 тысяч черкас. (Там же. С.203; Донские дела. Кн.1. Стб.701.) И в других казачьих городках весной 1638 г. было, по словам побывавшего на Дону валуйчанина С. Бобырева, "запорожских черкас добре много". (Воссоединение Украины с Россией. Т.1. С.218.) Много запорожских черкас было и среди защитников Азова в 1641 г.

 Более широкому притоку черкас на Дон в 40-е и в начале 50-х годов препятствовали такие обстоятельства, как усиление разбойных нападений воровских черкас на донских казаков, начавшаяся в 1648 г. освободительная война украинского народа против Польши под предводительством Б.Хмельницкого и временное ухудшение отношений между Доном и Запорожской Сечью в период освободительной войны. По мере того, как постепенно развертывалось торговое движение по Дону, грабежи речных судов и нападения на казачьи городки со стороны приходивших с Украины разбойничьих отрядов становилось довольно распространенным явлением. Так, по донесению дворянина Ф.Алябьева, близ Кременного городка на Дону был целый лагерь "черкас", откуда они ходили на Хопер, где "их казачьих семь городков поимали и побили". (РГАДА. Ф.89. 1644. N1. Л.7.) Известно было на Дону о разгроме воровскими черкасами в 1646 г. верхового городка Решотова. (Донские дела. Кн.2. Стб.1109.) Такие действия черкас не могли не подрывать традиционного доверия в отношениях между донскими и украинскими казаками. Правда, в ходе освободительной войны на Украине некоторая часть донских казаков сражалась на стороне украинского народа. (История УССР. Т.3. Киев, 1983. С.26.) Однако донская войсковая верхушка, учитывая, что Б. Хмельницкий установил союзные отношения с крымским ханом Ислам Гиреем III, сдержанно относилась к помощи запорожцам в их борьбе с поляками и не поощряла уход "охочих людей" с Дона на Украину. (Донские дела. Кн.2. Стб.17.) В то же время и запорожцы, занятые борьбой с Польшей, не стремились к уходу на Дон.

 Некоторому усилению притока в донские казачьи городки украинских казаков способствовали решения Переяславской рады 8 января 1654 г. После того, как войско Донское и Запорожская Сечь оказались в пределах одного государства, вооруженное столкновение между ними, которым угрожал донцам в марте 1650 г. Б. Хмельницкий, (Там же. Стб.521.) становилось невозможным. Напряженность в отношениях между ними была снята, и на Дону стали появляться запорожцы. Летом 1655 г. с Дона начался большой совместный морской поход донских и запорожских казаков во главе с донским атаманом Павлом Федоровым Чесночихиным и запорожским атаманом Вергуном. (Донские дела. Кн.5. Стб.27.) В 1656 г. запорожцы совместно с донскими казаками под командованием атаманов Наума Васильева и П.Чесночихина не участвовали в нападении на Азов. (Там же. Стб.261.) Косвенным свидетельством жительства запорожцев на Дону, прежде всего в низовых городках, являлась словесная жалоба на них донского атамана Михаила Лукьянова в Посольском приказе 1 декабря 1657 г. По его словам, "черкасы - люди непостоянные и худые", так как "многие изменяют и передаютца из Запорожья в Очаков, а з Дону в Озов, и в Азове де черкас умножено". Следовательно, атаман говорил о немалом количестве черкас, убегавших с Дона в Азов, и назвал атамана Берниченка, который был "черкашенин" и жил в Новом Осколе, а затем, уйдя в Азов, водил под Валуйку, Новый Оскол и Тор черкас и азовских татар. (Там же. Стб.945.) Еще одним косвенным свидетельством многочисленности черкас на Дону может служить челобитная казака Андрея Семенова Шумейки от 12 сентября 1622 г., когда он заявлял: "а служу я, холоп твой, тебе, великому государю, на Дону у черкас атаманом, и задерживаю я, холоп твой, при тебе молодцов-черкас". Следовательно, у черкас даже была в составе войска Донского своя войсковая организация и свой атаман. А в 1668 г. один из запорожцев, Боба, был избран атаманом отряда донских казаков из 400 человек, который направился на Куму и Терек навстречу находившемуся в Каспийском море С. Разину. (Крестьянская война под предводительством Степана Разина. Т.1. С.120.)

 Приток запорожцев на Дон отмечался также осенью 1669 г., когда С. Разин стоял в Кагальницком городке, причем, как сообщал царицынский воевода А. Унковский, шли она к С. Разину "беспрестанно, а он де Стенка их ссужает и уговаривает всячески". (Крестьянская война под предводительством Степана Разина. Т.1. С.155.) Многие из них приняли участие в походе С. Разина на Волгу в 1670 г. (Там же. С.91, 207.) Выходцем с Украины был один из видных разинских атаманов Алексей Григорьев (Леско Черкашенин Кривой или Хромой), который жил сперва в городе Опошне и служил в Полтавском полку. Там у него была семья. Затем он ушел в Запорожье, а оттуда на Дон. До присоединения к С. Разину он возглавлял поход казаков на Азовское море. (Чистякова Е.В., Соловьев В.М. Степан Разин и его соратники. М., 1988. С.206.)

 Заметен был в войске Донском тюркский элемент. Наличие его в составе донского казачества прослеживалось еще в XVI веке. Можно утверждать, что доля его постоянно снижалась за счет более сильного притока выходцев из внутренних уездов России и Украины, имевшего место в XVII веке. Тем не менее, казаки тюркского происхождения занимали заметное место на Дону. Источники формирования тюркской прослойки на Дону были прослежены С.В. Черницыным. Одним из них были пленные, в первую очередь - женщины. Положение пленных женщин оценивалось в литературе неоднозначно. Так, сами казаки считали их своими женами. В "Поэтической" повести об Азовском сидении они будто бы отвечали туркам: "А жен себе красных, любых, выбираючи, от вас же уводили". (Воинские повести Древней Руси. С.68.) Женами казаков считает их и С.В. Черницын. (Черницын С.В. Некоторые аспекты этнических процессов в войске Донском XVII века (на примере тюркоязычныых переселенцев). - Дон и Северный Кавказ в древности и средние века. Ростов-на-Дону, 1990. С.73.) Между тем, по мнению историка русского права М.Ф. Владимирского-Буданова, они были не женами, а рабынями казаков. (Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. Птгр.-Киев, 1915. С.86) Но, как бы то ни было, дети от браков этих женщин и казаков становились так же казаками. Обычно дети от таких смешанных браков назывались на Дону болдырями или тумами. Прозвище Болдырь превратилось в имя собственное и было распространено на Дону. Есть предположение, что тумой был С.Разин. (Чистякова Е.В., Соловьев В.М. Указ. соч. С.10.) Тумой был назван сын разинского атамана А.Черкашенина, убитый в бою с правительственными войсками в ноябре 1670 г. на Донце. (Крестьянская война под предводительством Степана Разина. Т.2. Ч.2. С.86.) Далее, как указывал С.В.Черницын, казаком мог стать пленный мужчина или добровольный "переещик" из Азова или из ногаев. (Черницын С.В. Указ. соч. С.73.) Одного из таких "переещиков", Капштайку Талбердыева, захватили в 1638 г. служилые черкасы из Усерда, приняв его за противника, и отослали его в Москву. В Москве, где в то время находилась станица донского атамана Дениса Поплевова, выяснилось, что К.Табердыев "переехал из ногаев на Дон" 2 года назад и служил на Дону. Сестра его была замужем за донским казаком Денисом Можарой, а за К.Талбердыева, заявил атаман, казаки "в ызмене и во всяком воровстве ручаютца", (РГАДА. Ф.210. Столбцы Белгородского стола. N98 Л.286, 288.) полностью ему, таким образом, доверяя. С.В. Черницын привел еще немало примеров подобных переездов, которых было много в период пребывания Войска в Азове. Вместе с тем они, "в отличие от калмыков, крупными организованными группами переселялись редко". Наконец, пополнялась тюркская прослойка за счет переселенцев из России, которых нередко подстрекали к уходу на Дон казаки. (Черницын С.В. Указ. соч. С.73-75.)

 О тюркском происхождении казака могло свидетельствовать прозвище Татарин (Татаринов). Так, например, героем взятия Азова в 1637 г. был атаман Михаил Татарин (или Татаринов). Татары, ногаи и болдыри часто входили в состав донских зимовых и легких станиц и, следовательно, входили в круг знатных казаков.

 Возможно, что среди тех, кого источники называли татарами, были не только тюрки, но и нетюркские выходцы с Северного Кавказа, прежде всего адыги с левого берега Кубани. Едва ли случайно видный донской старшина Корнило Яковлев имел прозвище Черкес. (Донские дела. Кн.5. Стб.32, 255.) Оно могло указывать на его родственные связи с адыгами.

 Селились тюркоязычные выходцы на Дону в городках среди казаков русского происхождения. Компактное их поселение известно в XVII веке в Черкасском городке. Когда в конце XVII века. Разросшаяся войсковая столица стала подразделяться на 11 станиц, одной из них была Татарская, населенная казаками-татарами, исповедывавшими ислам. Возникла она приблизительно в 70-е годы XVII века, однако несомненно, что жили татары там и раньше, причем возможно, что и до первого упоминания Черкасского городка под 1593 г. (Черницын С.В. Указ. соч. С.77-79.)

 Тюркское население проживало на Дону не только в составе казачества. Оно составляло основную массу рабов-ясырей, которые попали в плен к казакам и были обращены в рабство. Некоторые из них жили на Дону подолгу, например, те из женщин, которых казаки брали себе в жены. Но в целом эти люди долго на Дону не задерживались. Так, в 1631 г. воевода князь И. Борятинский купил у казаков, прибывших из морского похода на Дон, ясырь из взятого ими татарского плена. Кроме того, "в те поры в нижних городках покупали у казаков государевы послы Ондрей Совин и дьяк Михайло Олфимов, и толмачи, и подьячие, и кречетники татарской полон старой". (РГАДА. Ф.210. Столбцы Приказного стола. N54. Л.236, 239.) Продавали казаки и тех женщин, с которыми жили как с женами и от которых имели детей. Ногайская "женка" Байрам Салтан, которую купил И.Борятинский, рассказала в Посольском приказе, что она седьмой год жила на Дону в Нижнем городке и "прижила" с казаком Иваном дочь, которой было 5 лет и которую звали Билек Салтан, а в крещении - Акулиной. Она также была продана. (Там же. Л.259-260.) Иногда казаки сами вывозили ясырь на продажу в русские города. Крестьянин Ф. Михайлов из калужских вотчин боярина И.Н. Романова купил с братом в Воронеже в 1626 г. у донских казаков "малово татарченка нагайсково полону". (Там же. Л.275.) По словам казака Ивашки Еремина, нередки были случаи, когда "прежь сего их станишники ясырь к Москве приваживали и продавали". Сам он продал "малого" "татарченка ногайского лет в десять" "кизылбашскому гонцу" в 1647 г. (Донские дела. Кн.3. Стб.291.) При столь значительном развитии работорговли на Дону ясырь довольно быстро уходила за пределы Донской земли. Однако казачьи походы приносили новых пленных, и рабы из числа тюрок и вообще мусульман постоянно были у казаков.

 Примерно с середины XVII века на Дону стали появляться калмыки. В первой половине XVII века под натиском халхасских князей и казахских ханов они откочевали из Джунгарии к границе России в Южной Сибири, (Беликов Т.И. Участие калмыков в войнах России в XVII, XVIII и первой четверти XIХ века Элиста, 1960. С.13-17; Кичиков М.Л. Исторические корни дружбы русского и калмыцкого народов. Образование калмыцкого государства в составе России. Элиста, 1966. С.43, 55.) а затем заняли степи по Нижней Волге. Первая активная вылазка калмыков на правый берег Волги имела место в 1643 г. во главе с тайшами Лаузаном, Даяном-Эрке и Хо-Орлюком, (Кичиков М.Л. Указ. соч. С.83.) однако, по-видимому, менее значительные выходы на Волгу калмыки делали еще в конце 30-х годов. Вскоре начали устанавливаться их контакты с донскими казаками, которые носили как мирный, так и немирный характер. С середины XVII века калмыки стали совершать нападения на городки донских казаков. 2 марта 1651 г. воронежский торговый человек К.Масалитинов сообщал, что "по крымской и по нагайской стороне (Дона - Н.М.) меж казачьих городков кочюют колмыки", которые "приступали" к городку Чир. По словам К.Масалитинова, "колмыки многия люди" "кочюют" вверх по Дону до самых воронежских "откупных вотчин". (РГАДА. Ф.210. Столбцы Белгородского стола. N323. Л.11, 178.) Следовательно, калмыки уже расселились на значительной части территории земли донских казаков. Кочевки еще не означали постоянного их закрепления, однако, на этих территориях. По-видимому, на Донской земле располагались их зимние кочевья. Так, К.Масалитинов видел на Дону калмыков зимой, так как он выехал из Черкасска в Воронеж 28 декабря 1650 г. (Там же. Л.178.) Достаточно ясное указание на то, что на Донской земле калмыки кочуют зимой, содержалось в отписке из Валуйки воеводы В.Фефилатьева от 26 января 1656 г. Там говорилось, что валуйченин атаман С.Подшивалов был в Айдарском юрту и узнал, что из Войска посылались казаки "в верхние донецкие юрты". Они должны были предупредить местных казаков, "что калмыки тотчас будут, как река Волга станет". Следовательно, по замерзшей Волге они перебирались на ее правый берег и переходили на Донскую землю, доходя до Донца. Войско предупреждало, чтобы "казаки юртовые и гулебщики от калмык оберегались", (Донские дела. Кн.5. Стб.11-12.) Такое предупреждение было не лишним. Были случаи, что калмыки убивали казаков, как, например, той же зимой 1656 г., когда по сообщениям других валуйчан тысячи с полторы калмыков пересекли Дон между городками Семикаракорским и Бабьим у урочища Собачья Коловерть, взяли в Семикаракорском двух казаков и одного убили. (Там же. Стб.14.)

 Столкновения между казаками и калмыками на Дону не исключали установления между ними союзнических отношений и совместных действий против общего противника. В 1661 г. войско Донское заключило с калмыками договор против Крыма, а в 1663 г. калмыки и донские казаки одержали победу над крымскими татарами у Молочных Вод. (Сухоруков В.Д. Историческое описание... - Дон, 1989, N7. С.147-148, 152-153; N8. С.146, 153.) Стремясь закрепить свои отношения с калмыцкой верхушкой, правительство в 1664 г. разрешило тайше Мончаку кочевать по Дону, видя в нем надежного союзника в борьбе с Крымом. (Кичиков М.Л. Указ. соч. С.131.) Проникновение калмыков на Донскую землю усилилось, однако они, по-видимому, по-прежнему не кочевали на ее территории в течение всего года. Так, в отписке воронежского воеводы Б.Бухвостова в Разрядный приказ от июля 1670 г. сообщалось со слов самих казаков о том, что калмыки "прикочевали" к донским казачьим городкам вблизи Переволоки. (Крестьянская война под предводительством Степана Разина. Т.1. С.224.)

 С этого времени нападения калмыков на казачьи городки стали гораздо более серьезными, чем ранее. Судя по словам побывавшего на Дону лысковского попа Ивана, летом 1670 г. калмыки напали на 10 городков от Чира до Медведицы и Хопра, где "людей побили и в полон поймали, а у иных многих городков животину отгнали". Угон скота принял такие маcштабы, что казакам стало "кормитца нечим". (Крестьянская война под предводительством Степана Разина. Т.1. С.239.) Низовые городки "воевали тайши Бок и Дувар, отгоняя "конские и животинные стада" в отместку за нападения на их улусы казаков С. Разина. (Крестьянская война под предводительством Степана Разина. Т.2. Ч.1. С.114.) Еще более крупное нападение калмыков было совершено в 1673 г., когда пострадали очень многие казачьи городки от людей хана Аюки. (РГАДА. Ф.111. 1674. N15. Л.4-9.) Тогда же, с начала 70-х годов, калмыки хана Аюки, тайшей Бока и Дувара, стали кочевать на землях по рекам Маныч, Егорлык и Калаус вблизи нижнего течения Дона, (Крестьянская война под предводительством Степана Разина. Т.3. С.144.) причем калмыки тайши Бока были первыми калмыками в составе донского казачества. (Шовунов К.П. Калмыки в составе российского казачества (вторая половина XVII-XIX вв.). Элиста, 1992. С.36.)

 Таким образом, с середины XVII в. калмыки стали составлять часть населения Донской земли. Контакты их с казаками становились все более прочными. Несмотря на нередкие вооруженные столкновения, происходило постепенное сближение между калмыками и донскими казаками. Завязывались предпосылки вступления части калмыков в войско Донское, что в довольно широком масштабе стало происходить с 1685 г., когда в сословие донских казаков было зачислено 200 калмыцких семей. (Борисенко И.В. Очерки исторической географии Калмыкии. Дореволюционный период. Элиста, 1991. С.117.) Гораздо менее заметны среди донских казаков были выходцы из стран Европы. Двое из них стали, однако, широко известны. Так, лифляндский уроженец финского происхождения Андрей Корела(Сватиков С.Г. Указ. соч. С.23.) был знаменитым атаманом смутного времени и сыграл очень важную роль в успехе Лжедмитрия I в 1605 г. После 1605 г. имя его исчезло из источников. Причиной, возможно, послужило то, что он просто спился. Еще один известный казак - выходец из Европы - Иван "родом немецкия земли", который во время осады войском Донским Азова в 1637 г. подвел два подкопа под стены города. Второй подкоп был удачен, стену удалось взорвать и казаки ворвались в Азов. (Воинские повести Древней Руси. С.53-55.) По мнению И.Ф. Быкадорова, изучавшего историю борьбы войска Донского за Азов, этот казак Иван прибыл на Дон в 1627 г., а до этого находился в составе венгерского посольства, которое шло в Москву через Донскую землю вместе с турецким посольством. И.Ф. Быкадоров считал, что на его венгерское происхождение указывала принятая им на Дону фамилия Арадов - от города Арад в Трансильвании, где жило много венгров и где, возможно, была его родина. (Быкадоров И.Ф. Донское Войско в борьбе за выход в море. С.92.) Выходцем из западноукраинского города Тарнополя был известный донской атаман Смутного времени Иван Мартинович Заруцкий. (Соловьев С.М. Указ. соч. Кн.4. С.469.)

 Как показал С.Г. Сватиков, в рядах донского казачества были, кроме того, греки и грузины. (Сватиков С.Г. Указ. соч. С.23.) И в самом деле, донских казаков сближала с этими народами общность вероисповедания. О греках в составе войска Донского совершенно определенно можно говорить применительно к концу XVII века. Так, один из участков бурных событий на Дону 1686-1689 годов, когда шла борьба между казаками-сторонниками раскола и их противниками, твердо ориентировавшимися на Москву, был казак Ян Гречин, выступавший против старообрядцев. (ДАИ. Т.12. СПб., 1872. С.202.) Однако, по-видимому, греков среди донских казаков было немного. Неизвестно на Дону за XVII в. также ни одного грузинского имени. Проникновению греков и грузин на Дон препятствовало дальнее расстояние, а также известный элемент отчужденности по отношению к ним у казаков. Связан он был с тем, что на Дону была известна служба многих православных греков турецкому султану, например, посла Фомы Кантакузина, убитого казаками в 1637 г. Что касается грузин, то приему их на Дону не могли не препятствовать непросто складывавшиеся отношения между казаками, заплывавшими иногда по Черному морю в Грузию, и грузинскими властями. (Королев В. "По край было моря синего...". Страница из морской истории казачества. - Богатый колодезь. Историко-краеведческий альманах. Вып.I. Ростов-на-Дону, 1991. С.145-146.) На Дону был известен, например, случай, происшедший с казаками в Западной Грузии в 1662 г., когда буря выбросила на грузинское побережье Черного моря 17 казаков во главе с атаманом Владимиром Мещеряковым, которые ходили в поход на Крым. Казаки стали на берегу укрепленным городком. Когда к ним прибыл от мингрельского князя ("дадьянского царя") митрополит и звал их явиться к князю с обещанием, что тот их отпустит "к великому государю", они оставили свой городок и вышли к князю. Тот вероломно поступил с казаками. 25 казаков были посланы им "в дарех к турскому салтану", а остальных он "роздал бояром своим". Эти казаки бежали в Имеретию, а затем, после приезда патриарха антиохийского Макария, имеритинский царевич Баграт отпустил их. (РГАДА. Ф.111. 1666. N5. Л.2-3.) Грузинские выходцы становятся заметны в войске Донском позже, в XVIII веке.

 Таким образом, донское казачество отличалось пестротой этнического состава при значительном преобладании русского элемента. Это бросалось в глаза современникам, и такое осведомленное лицо, как беглый подьячий посольского приказа Г. Котошихин в своей пространной записке, составленной в 1666-1667 гг. по указанию шведского правительства, отмечал, что донские казаки - "породою москвичи и иных городов и новокрещенные татаровя и запорожские казаки, и поляки, и ляхи". (Котошихин Г. Указ. соч. С.135.)

 Важным показателем прочности заселения казаками Донской земли стало в XVII веке возникновение у них семейной жизни. В первой половине XVII в. это было новым явлением в жизни казачества. За более раннее время, за XVI век и за годы Смуты, в источниках нет сведений о семейной жизни донских казаков. Донское казачество, как и сечевое "товариство" запорожцев, представляло собой боевое братство, члены которого или вовсе не имели семей, или были связаны семейными узами за пределами Дона или Запорожья. (См: Мицик Ю.А., Плохiй С.М., Стороженко I.С. Як козаки воювали. Iсторичнi розповiдi про запорiзьке козацтво. Днiпропетровськ, 1991. С.70-71.) Положение на Дону стало в этом отношении меняться после Смуты. Предпосылкой возникновения семейной жизни на Дону стало то, что казаки ощутили существенную поддержку правительства Михаила Романова: признававшего войско Донское и организовавшего регулярную присылку на Дон царского жалования. К концу 20-х годов семьи у донских казаков были довольно обычны. Не случайно в 1628 г. правительство писало казакам: "...вы...на Дону...живете з женами и з детми". (РГАДА. Ф.89. 1628. N2. Л.98.) Распространена была женитьба казаков на пленницах, положение которых напоминало положение рабынь. Сыном от такого брака был, по-видимому, один из участников движения донских раскольников 1686-1689 годов Ивашка Рабынин. (Дружинин В.Г. Раскол на Дону в конце XVII века. С.134.) Были, однако, жены не только из числа пленниц, но и из родственниц самих казаков, русских по происхождению. О таких женах говорилось в "Сказочной" повести об азовском взятии и осадном сидении. Они сравнивались с женой-турчанкой героя повести есаула Ивана Зыбина, которая горько рыдала по убитому мужу; и, видя ее горе, говорилось в повести, "казаки подивишася, яко русская тако бы не плакала, как турчанка плачет". И вообще "Сказочная" повесть свидетельствует о том, что казачки участвовали в обороне Азова 1641 г., когда во время турецкого штурма "атаман повеле казачьим женам в больших котлах воду сварить с калом лошадиным и коровьим", (Воинские повести Древней Руси. С.100, 107.) которую затем лили на голову осаждающих. Исследователь азовских повестей донских казаков А.Н. Робинсон обратил, правда, внимание на то, что упоминание о "казачьих женах" содержится в "Сказочной" повести, написанной через несколько десятков лет после осадного сидения, тогда как в "Поэтической" повести, созданной по горячим следам событий, жены казаков не упоминались. Такое отличие он объяснял новыми явлениями в донском быту, развитием и укреплением начал семейной жизни на Дону во второй половине XVII века. (Там же. С.236.) Это безусловно имело место. Однако едва ли было бы справедливо считать, что упоминание о женах в "Сказочной" повести не отражало реалий того времени, когда казаки защищали Азов, а соответствовало лишь реалиям более позднего времени. Следует учитывать, что "Сказочная" повесть создавалась в то время, когда события героической азовской эпопеи были еще в памяти людей, а на Дону проживали еще ее участники. Кроме того, о семьях у казаков упоминалось в войсковой грамоте 1638 г., посланной из Азова по городкам. Предупреждая об опасности нападения противника, войсковые власти писали в городки: "съезжайтесь городков пять и шесть в одно место с семьями". (Донские дела. Кн.I. Стб.810.)

 Свидетельством значительного распространения семейной жизни у донских казаков к середине XVII века было то, что во второй половине этого столетия в таких семьях родились многие казаки, в том числе знатные. Так, видный старшина Родион Осипов был сыном войскового атамана Осипа Колуженина. Сыновьями казаков были известные предводители донских раскольников в 1686-1688 годы. Кирей Чурносов и Павел Чекунов. Сыновьями казака Тимофея Рази были братья Разины - Иван, Степан и Фрол. Благодаря распространенности семейной жизни на Дону уже в первой половине XVII века стал появляться слой коренного, потомственного казачества.

Цитируется по изд.: Мининков Н.А. Донское казачество в эпоху позднего средневековья (до 1671 г.). Ростов-на-Дону, 1996 // Глава 2. Население Донской земли в XVI-XVII вв. §4. Этнический состав и социальное происхождение донского казачества. Семейная жизнь на Дону.