Нельзя отрицать очевидное – беспрецедентную социоантропологическую деградацию России в конце ХХ в., явившей миру уникальный случай грандиозного регресса невоюющей страны. Ощущение неудачи приобрело характер трагедии, когда на глазах русских и при их молчаливом согласии распалось великое государство – Советский Союз. Стала очевидной демографическая (витальная) слабость русских. Впервые появилась зловещая для народа метафора – «русский крест», знаменующая вымирание русского народа.
Выдающийся специалист по истории русской культуры, проф. МГУ С.С.Дмитриев пишет в своем дневнике: « Народ испорчен. Работать смысла нет. Сто лет прошляпили. По уровню жизни, здоровья, нравственности, хозяйству, чувству собственного достоинства люди и страна конца века стоят куда ниже, чем предреволюционная Россия конца ХIХ – начала ХХ в.»[i]
По нашему мнению, глубинной причиной антропологической катастрофы, постигшей русский народ, является разрушение целостности культуры и личности (см. подробно)[ii].
Великий грех революции в том, что она раскалывает народ – нацию на враждебные лагеря. Ожесточение классовой борьбы не может пройти бесследно, оно накладывает отпечаток на нравственный облик всего народа. Фанатизм и нетерпимость изменяли людей, превращая их из личностей мягкого национального типа в совершенно новую антропологическую разновидность – одержимых волей к действию, к власти, жестоких, агрессивных и духовно примитивных.
Особую опасность Н. Бердяев видел в сочетании у большевиков иступленной восторженности от новых, привнесенных с Запада идей, с толстовской проповедью материальной уравниловки, ведущей к разрушению естественно сложившегося духовно-иерархического строения общества[iii]. Этот тип, продукт «дурного синтеза» Запада и Востока, такая гармония, что не возьмешь ломом. Психологическая структура типа исследована родоначальником «сменовеховства» Н.Устряловым. « В этих людях нет глубокой культуры, зато есть свежесть воли. Их нервы крепки. Нет прекраснодушия; вместо него здоровая суровость примитива…Нет гамлетизма; есть вера в свой путь и упрямая решимость идти по нему. Эти люди прочно пронизаны узким, но точным кругом идей-импульсов и, как завороженные, как обреченные неким высшим роком, делают дело, исторически им сужденное…творить, не постигал предназначенья своего»[iv].
Г. Федотов жадно вглядывался в черты нового, послереволюционного человека. Трудно было узнать русского в лицах строителей нового общества.
В сознании революционизированной части народа класс, коллектив понимались не как соединение различных индивидуальностей, а как сплошная масса, в которой личность тонула, растворялась. Был популярен лозунг: «Личность – все равно, что неприличность». В такой социальной атмосфере формировался частичный, одномерный подход к человеку. Принято было считать, что революционер по самой своей природе – существо несравненно более высокое, чем самый добропорядочный обыватель, не приобщившийся к святому революционному делу.
Абсолютизация классового подхода расчленила единое тело культуры на «прогрессивную» и «реакционную», «народную» и «антинародную» ее части, формируя тем самым плоскостное, «однополушарное» мышление. У «мозга» культуры есть своя функциональная асимметрия, которая отвечает всеобщему физическому закону дополнительности, а именно: материальное дополняется идеальным, временное – вечным, человеческое – божественным, телесное – духовным. В СССР весь второй ряд оказался выключенным из официальной системы культуры.
Началась длительная операция по отключению «второго полушария» у советского человека, успеху этого процесса способствовала решительность, с которой интернировали и физически ликвидировали большинство наиболее ярких представителей нормального «двуполушарного» мышления.
Разрушения целостности культуры и личности обусловило спектр отрицательных последствий во всех сферах жизни общества:
1. Отчуждение человека от труда и его результатов, от традиционных форм жизнедеятельности. Разрушение традиционного образа жизни, веками воспроизводившего эмоциональную, интеллектуальную и нравственную связь поколений в семье, органически решавшую задачи трудового воспитания, формировавшую уважение к старшим, прочные семейные традиции, бережное отношение к земле-кормилице и жизни на ней.
2. Взрывные перепластования в социальной структуре, превратившие значительную часть народа в социальных кочевников, маргиналов-манкуртов. Отрыв от корней, ослабление системы внешнего контроля (село, семья, религия), не компенсируемые развитием внутренних механизмов поведения и самоконтроля, приводят к ситуации «морального вакуума» и, как следствие, к различным формам отклоняющегося поведения. К примеру, в городах психопатические отклонения и девиантное поведение особенно характерны для мигрантов из села.
3. Утверждение командно-административной системы явилось лучшим оплотом нетворческой, стандартной деятельности; была заглушена в самом зародыше творческая способность миллионов людей. Эта система была пронизана духом Великого Инквизитора, мертвящего всякую творческую активность. Сложившийся механизм управления отторгал творческих людей, передавая инициативу в руки посредственности.
4. К моменту завершения коллективизации была завершена и коллективизация сознания, таланта, интеллекта, даже совести. Процесс культурной кристаллизации классов и слоев в интеллигенцию был подменен серийным производством кадров умственного труда, обслуживающих духовные потребности государства. И в последующие годы в обществе шла отрицательная человеческая селекция, уничтожившая цвет нации и породившая номенклатуру, оказавшуюся наиболее недостойным человеческим материалом.
Разумеется были и впечатляющие успехи нового строя жизни; наша задача понять антропологическую катастрофу, в результате которой был сформирован новый тип личности, основными чертами которого стали:
1. Черно-белый вариант мироощущения, плоскостное однополушарное мышление, действующее по принципу «запрета противоречия», не могущее соединить противоположности. По сути дела, с сознанием народа была проделана операция, аналогичная эксперименту по выработке условных рефлексов у собаки в лаборатории И. Павлова: дореволюционная Россия (-), социалистическая (+).
2. Вера в Бога была подменена верой в вождя, революцию, коммунизм.
3. Искаженная, разросшаяся, как раковая опухоль, идеология подавила нормальную жизнь телесной, душевной и духовной сфер человека и культуры.
4. Утрачивались традиции семейного воспитания, происходила деградация этики работника, снижение культуры общения и поведения.
В ноябре 1997 г. на заседании ассамблеи НАТО обсуждался доклад «Состояние Вооруженных сил Российской Федерации». В резюме доклада, отмечалось, что российское общество находится на уровне нравственной деградации. Защита Родины потеряла свое значение, а военная служба не является больше престижной и обязательной. Российская армия находится в отчаянном положении. Объективность такого вывода в России никем не оспаривалась[v].
Постсоветский период углубил антропологическую катастрофу, придал ей больший социальный масштаб, поскольку в реформу был заложен генотип не производительного, а криминального капитализма.
Сущностью антропологической катастрофы является кризис национального самосознания (русской идентичности).
Бытие России в мире представляет фундаментальную загадку. «Особая стать» страны отмечалась не только русскими мыслителями: «Все страны граничат между собой, и только Россия граничит с Богом» – писал гениальный австрийский поэт Рильке.
Загадка в том, что русская история – очень удачная история успешного народа, причем не благодаря, а вопреки всем обстоятельствам. Сравним с историей другого успешного народа, благодаря обстоятельствам, в которой нет загадки. Ричард Никсон в одной из речей, которую он произнес в бытность свою президентом США, с полным одобрением повторил мысль Андре Мальро, что США - единственная страна, ставшая великой, не приложив к этому ровно никаких усилий. Полная безопасность на протяжении всей истории от вторжений извне, обширная территория, доставшаяся посредством не потребовавшего больших усилий истребления индейцев, плодородные земли, благодатный климат, богатые и разнообразные полезные ископаемые и, наконец, тот факт, что в обеих мировых войнах Америка ценой малой крови захватила львиную долю плодов победы - всё это служит основанием для официального тезиса о благоизбранности американского народа и является предметом национальной гордости.
Совсем другая песня – Россия. Ещё П.Я. Чаадаев с возмущением писал о климате «…в стране, о которой можно не на шутку спросить себя, была ли она предназначена для жизни разумных существ». Действительно, русский крестьянин освоил земли, на которых не стал бы вести хозяйство «разумный европеец», а подался бы в более теплые края. Но и за эту землю русским пришлось очень долго и тяжело конкурировать. Прогноз на ХХI в. легкой жизни совсем не обещает.
Русские не только отстояли и сохранили свою независимость, но и стали гегемонами в северной Евразии, находясь в постоянном соприкосновении с превосходящим в технологическом и военном отношении Западом. Россия сыграла решающую роль во всех мировых сражениях ХIХ - ХХ вв. и, в общем, неизменно выходила из них победителем.
Россия как империя прирастала новыми территориями в основном не путём завоевания, а в результате мирного крестьянского и казачьего расселения. От времени И.Калиты к началу ХХ в. её территория увеличилась в 35 раз.
Последние 500 лет своей истории, исключая короткий постсоветский период «катастройки» развитие отличалось редким динамизмом – каждое последующее поколение жило лучше предыдущего. Даже после разрухи Смутного времени (1630г.) типичный малоземельный двор Муромского уезда, засевавший всего около десятины (1,09га) озимого поля содержал:3 - 4 улья пчёл, 2 - 3 лошади с жеребятами, 1 - 3 коровы с подтёлками, 3 - 6 овец, 3 – 4 свиньи и в клетях 6 – 10 четвертей (1,26 – 2,1 м3) всякого хлеба[vi]. Вспоминается шутка М.Задорнова, когда советский экскурсовод, заводит туристов в амбар, полный всякой снеди, вкушая которую крестьянская семья «ежедневно спасалась от голодной смерти».
При огромных размерах территории в советское время удалось создать государство массового благоденствия, потребительское общество, уступающее западному, но опережающему все незападные.
Со времён Петра постоянно нарастала военно-стратегическая мощь державы, став доминирующей в ХIХ – ХХ вв. («Европа подождёт пока русский царь рыбачит, - говаривал Александр III»).
Наконец, венцом развития явилась может быть самая универсальная и гармоничная русская культура – то, единственное, что оправдывает существование народа перед Богом (Д.С.Лихачев).
Расширение России, экспансия и создание Российской империи всегда коррелировало с приростом биологической силы русских. Достаточно посмотреть на демографическую динамику: это был взрывной рост, несмотря на то, что жить на этой территории было тяжело, а воевать приходилось много.
Итак, русская история – история успешного народа. Объяснить это стечением обстоятельств невозможно; за очень редкими исключениями, обстоятельства всегда были против русских. Объяснить это можно одним – тем, что это были русские (данная точка зрения подробно обоснована в работе В.Д.Соловей «Русская история: новое прочтение» М., 2005).
Кровь есть дух, как говорил Ф.Ницше. И не надо кивать в сторону расизма. В самом деле, налицо фундаментальное онтологическое различие: русские смогли это сделать, а угро-финны - нет, татары не смогли, поляки проиграли конкуренцию за эту территорию.
Русскость – самостоятельное качество, сущность русского этноса (нации), его архетипические свойства, его конкурентные преимущества на всём протяжении истории, исключая последние 20 лет, так называемой «перестройки – катастройки».
Россия как целостность существует только благодаря русским, которые эту целостность и создали. Можно страшиться или, напротив, надеяться на очередную революцию, чреватую большой кровью, но в любом случае революция (или модернизация) предполагает наличие субъекта, способного навести порядок на этой территории и удержать это пространство. Никто, кроме самих русских, удержать его не сможет. «И для решения этой задачи осталось не более 15 – 20 лет. В ином случае русское пространство может быть только поделено»[vii].
Не только многие отечественные ученые, но и влиятельные религиозные деятели (отец А.Кураев) рассматривают утрату Россией обширных территорий как вопрос предрешенный и нужно только озаботиться кого предпочесть среди будущих хозяев российских пространств: «…поглощение Китаем представляется меньшим злом, чем Западом. Китай нависает над нами физически, а Запад духовно. Западу мы не нужны своей индивидуальностью, там нас ждут только как ресурс. Для Китая мы сами Запад. Его более толерантная культура не растворит нас в себе без остатка, а создаст симбиоз, подобный тому, который был создан 500 лет назад нашими славянскими и татарскими предками»[viii]. Дьякон о. Кураев вносит оптимистическую ноту, рассуждая о массовом переходе веротерпимых китайцев в православие. От подобного холодного научного академизма и православно-китайского прозелитизма становится и стыдно, и страшно.
Впервые за 500 лет русские начали ощущать себя слабым народом. Драматическое ослабление русских – угроза самому существованию России.
Большинство исследований от медиков и демографов до политологов и философов считают, что главные причины деполяции русских лежат в духовной сфере: разрушение национального сознания, ломка традиционной системы ценностей, депрессия и потеря смысла жизни, озлобленность из-за несправедливых итогов « реформ » и безнаказанности зла, моральная деградация от всевластия денег, культа насилия и разврата.
Русские испытывают глубокое беспокойство в связи с утверждением «чужаков» в коренной России. Это подлинно «чужие» - от внешности до манеры поведения, чья биологическая сила контрастирует с русской демографической слабостью, которые не поддаются ассимиляции и ассоциируются с преступностью и терроризмом.
Но главный в этом перечне фрустирующих факторов – современная российская власть. Экзистенциально политическая элита совершенно оторвана от страны, в которой пребывает, и от народа, к которому будто бы имеет отношение. А это и есть корень проблемы. Потому что такая элита может генерировать только разрушение. Её неистовое западничество продавливает модернизацию ценой слома идеократии высоких смыслов, потребной нашему культурному генотипу. Существующее государство отказывается от аксиологии общественного блага; отказывается от главной цели любого государства – определения, что справедливо, а что нет (Аристотель); минимизирует социальные и антропологические затраты с целью максимизации прибылей, используемых в интересах элиты.
Наиболее остро кризис идентичности проявился с наступление глобализма и разрушением национального самосознания, что отразилось в науке появлением в 80 – 90 гг. ХХ в. конструктивизма, рассматривающего понятие нация (этнос) как конструкцию ума, своего рода виртуальную реальность, чистое умозрение.
В мировой этнологии существует традиционное направление, рассматривающее этничность как объективную данность, своего рода изначальную (примордиальную) характеристику человечества: «До того как индивид становится членом общества или нации, он или она уже обладают чувством общего происхождения, культурной или физической схожести, или просто близости к своим»[ix]. Осознание групповой принадлежности заложена в генетическом коде и является продуктом ранней человеческой эволюции, когда способность распознавать членов родственной группы была необходима для выживания. По мере развития народа этничеческая (национальная) особость пронизывала всё его бытие. С удивительной силой и проницательностью писал о значении национальной идентификации Х. Ортега- и –Гассет: «Я знаю, что где-то глубоко внутри меня в потаённых закутках моей души и сердца идёт незаметный, ни на секунду не прерываемый труд: всё, что даёт мне мир, искажается на испанский лад. Я знаю, что свобода ума и чувств, которой я вроде бы обладаю …лишь видимость. Дротик, летящий к цели, конечно же полагает, что движется по своему усмотрению и сам наметил себе цель. Однако кинула его чья-то рука… Таков и я – дротик, брошенный древней рукой моего народа.»
В неустойчивой ситуации «переходного общества» этническая принадлежность является способом вновь ощутить себя частью некоего социального целого, найти психологическую поддержку в традиции. В науке глубоко укоренилась структуралистская формула анализа этничности «мы и другие», которая предполагает существование глубоких культурных оппозиций для осуществления акта этнического самосознания и групповой косолидации[x].
Сугубо «технологическое» мышление, склонное отрицать традиции, которое столь характерно для российского либерального реформаторства, убедительно продемонстрировало всю ограниченность и опасность стратегий развития не соотнесённых с реальным культурно-историческим процессом и формируемых вне связи с национальной традицией.
Сегодня, когда у власти в стране политики-«западники», пытающиеся навязать России модель модернизации – вестернизации, мы живём в ритмах всеразрушительного «ускоренного» времени. Оно не совпадает с ритмом национальной культуры, и возникающий диссонанс разрушает общество. Монетаристская модель в экономике, созданная на Западе для борьбы с инфляцией и падением производства, в России, на иной культурной почве «неожиданно» включила именно механизмы инфляции и сокращения производства.
Жизнь показывает, что в сравнении с другими народами русские хуже адаптируются к рыночным отношениям. Русское традиционное общество было основано на архетипической триаде: крестьянин, солдат, жрец (священник). Нельзя отказать в меткости наблюдению Д. Галковского: «Отличаясь природным трудолюбием, способностью хотя и неровно, но крайне интенсивно трудиться, проявляя при этом нечеловеческую энергию и самопожертвование, русский человек органически не способен выполнять мелкую, второстепенную работу. Отличный солдат, крестьянин, ремесленник, русский нелеп и злобен в качестве служащего, санитара, официанта и т. д. Эти профессии кажутся ему несерьёзнми, ненастоящими и издевательскими, ущемляют его честолюбие. А русские самые честолюбивые люди в мире…»[xi]. Но особенно низок был в русском обществе престиж ростовщика, хотя в системе рыночных отношений – это вполне уважаемая фигура. Можно вспомнить восстание киевлян в 1113 г., закончившееся изгнанием ростовщиков, спекулировавших солью. Рынку в западном формате есть альтернатива, найденная тем же Западом и Россией – кооперативный строй экономики[xii].
Сегодня русская культура–цивилизация стремительно теряет признаки как культуры, так и цивилизации, что перед социокультурными вызовами со стороны глобализационных процессов представляется очевидной угрозой безопасности страны[xiii]. Социум, как и человек, потерявший память, больше не уверенный в том, кто он есть, понятия не имеющий для чего и для кого он существует, просто по определению не может являться субъектом самостоятельных и ответственных решений.
Большая часть ХХ в. в России прошла под знаком ослабления, даже распада национального сознания. Советский интернационализм на корню отрицал национальную идентификацию, особенно русских. В постсоветское время понятие «русский» растворилось в аморфном слове «россиянин».
Вместе с тем, лучшие страницы русской истории связаны с подъёмом национального самосознания. В схватке с фашизмом обращение к национальным ценностям спасло страну. Мы вошли в войну как традиционное общество, сохраняющее значимость национального единства, иерархичность (сословную, духовную, нравственную) внутри национального целого, соподчиненность личности и общества и государственный патернализм, порождающий доверие к власти.
Примечания
Костромской государственный университет им. Н.А.Некрасова
[i] Из дневников С.С. Дмитриева // Отечественная история. – 2001. - №1. – С.57.
[ii] Зайцев В.А. Национальное своеобразие русской культуры, менталитета, личности. – Кострома. 2005.
[iii] Бердяев Н.А. Духи русской революции. Из глубины : Сб. статей о русской революции. – М., Пб.,1918.
[iv] Милюков П.Н. Эмиграция на перепутье. – Париж, 1926. – С.125.
[v] Армейский сборник. – 1998. - №3. – С.13-16.
[vi] Ключевский В.О. Курс русской истории. – Т.2. – М., 1998. – с.28
[vii] Соловей В.Д. «Россия накануне Смуты». «Свободная мысль», 2005, № 4
[viii] Пастухов В.Б. «Затерянный мир. Русское общество и государство в межкультурном пространстве». «Общественные науки и современность », 2006, № 2
[ix] Greenberg S. Race and State in Capitalist Development: Comparative Perspectives. New Haven. 1980. P.14
[x] Keesing R.H. Theories of Culture Revised // Assessing Cultural Anthropology / Ed. R. Borofsky. N.Y., 1994.
[xi] «Наш Современник». – 1992, - №1.- с.146.
[xii] Белоцерковский В. Россия посткапиталистическая. // Свободная мысль, 2007, №12
[xiii] Кармадонов О.А. Эффект отсутствия: культурно-цивилизационная специфика. // Вопросы философии, 2008, №2, с.39
II Романовские чтения. Центр и провинция в системе российской государственности: материалы конференции. Кострома, 26 - 27 марта 2009 года / сост. и науч. ред. А.М. Белов, А.В. Новиков. - Кострома: КГУ им. Н.А. Некрасова. 2009.