Сахарных Д.М. Латинизация: очерк из истории удмуртской письменности.

ИЗ ИСТОРИИ УДМУРТСКОЙ ПИСЬМЕННОСТИ

Латинизация: очерк из истории удмуртской письменности

Евразийское пространство глазами молодых, или новое поколение о…

Издано: Сахарных Д.М. Латинизация: очерк из истории удмуртской письменности // Евразийское пространство глазами молодых, или новое поколение о… Альманах школы молодого автора. М., “Наталис”, 2002. С.97-106. Некоторые ошибки, возникшие при редактировании, исправлены.

[стр.97] В 1786 году,  задолго до возникновения удмуртской письменности как таковой, автор одной из первых грамматик удмуртского языка о. Михаил Могилин отметил, оценивая перспективы развития удмуртской письменной культуры, что удмурты, не имеющие ныне своей письменности, должны будут усвоить русское письмо так же, как уже приняли веру русских и их закон [1], – и оказался совершенно прав: на всех этапах своего существования удмуртская письменностьбазировалась именно на кириллографической основе. Существуют, однако, исторические сюжеты, связанные и с разработкой альтернативной – латинской – удмуртской графики, которые, на мой взгляд, представляют значительный интерес в плане общего рассмотрения истории удмуртской письменности, хотя по традиции эти сюжеты и воспринимаются исключительно как языковедческие.

I

Сама ситуация, в которой вопрос о такого рода смене графики мог быть вообще поставлен, возникла после прихода к власти большевиков, которые, среди прочего, практически сразу приступили к реформированию сферы письменности.

Одной из первых была осуществлена  реформа русской графики и орфографии (согласно декретам Наркомпроса от 23.12.1917 и Совнаркома от 10.10.1918). Вторым важнейшим шагом стало создание Всероссийской комиссии по ликвидации безграмотности при Наркомпросе РСФСР  декретом СНК от 26.12.1919, согласно которому всё население страны от 8 до 50 лет было обязано обучаться грамоте на русском или (по желанию) родном языке в специально создаваемых пунктах по ликвидации безграмотности – ликбезах. Кампания по латинизации являлась органическим продолжением этих иници- [стр.98]атив Советской власти (на что в специальной литературе не всегда обращается должное внимание).

Если в случае с русским языком обучения в процессе деятельности ликбезов возникали, как правило, чисто технические проблемы (отсутствие кадров, помещений, писчебумажных принадлежностей, дров и т.п.), то совершенно иначе дело обстояло, когда речь заходила об обучении на инородческих языках, большинство из которых было либо вовсе лишено письменности, либо имело в распоряжении архаичные и несовершенные типы письма.

Именно в таком положении находились, например, мусульманские тюркские народы России. Абсолютно чуждое в конструктивном отношении и соответственно неприспособленное к передаче фонетического строя их языков  графически сложное арабское письмо, несмотря на многовековую практику употребления и попытки упорядочения, самым серьёзным образом тормозило культурное развитие тюрок. Неудивительно, что едва только революционные преобразования позволили открыто поставить вопрос о сложившейся ситуации, среди наиболее прогрессивных деятелей тюркского просвещения получила распространение идея реформы алфавита. Так, 19 декабря 1920 г. специальным декретом вводилось новое татарское правописание на основе арабской графики, носившее более упорядоченный характер за счёт устранения передачи одних и тех же звуков разными буквами, регулярного обозначения редуцированных гласных и т.д..

Тем не менее, эти меры снимали остроту проблемы только отчасти, поскольку не могли исправить тех принципиальных недостатков, которые были заложены в самом арабском письме. Поэтому закономерным выглядит  обращение интеллектуальных кругов другого тюркского народа, обладавшего высоким уровнем образованности, – а именно, азербайджанцев, к мысли о возможности гораздо более существенного обновления письменности путём перехода к использованию латинской графики.

Идеи эти, в общем, не были новыми: ещё во второй половине XIX века. азербайджанский писатель Мирза Фатали Ахундов разработал проект тюркского алфавита, взяв за образец латинское и греческое письмо [2], а уже в 1917 г. якут Семён Новгородов ввёл в употребление якутский алфавит, основанный на знаках Международной фонетической транскрипции [3]. Такого же рода попытки предпринимались и в Турции. Как бы то ни было, идея о латинизации приобрела значительное распространение в Азербайджане, так [стр.99] что в 1922 г. был образован комитет по переходу на латинский алфавит, который возглавил Нариман Нариманов – с 1920 г. председатель Азербайджанского ревкома и СНК, а с 1922 г. председатель Союзного Совета Закавказской Федерации).В этом же году В.И.Ленин принял азербайджанскую партийную делегацию и в беседе назвал дело латинизации “великой революцией на Востоке”. Таким образом, инициатива сразу же была одобрена и подхвачена Советской властью.

Результатом работы активистов латинизации стало принятие азербайджанского латинизированного алфавита, получившего название “Jeni Jol” – “Новый путь” [4]. Дело латинизации быстро расширялось, охватив и горские народы Кавказа. В 1926 г. в Баку состоялся первый тюркологический съезд, рассмотревший среди прочих и вопрос о латинизации. В резолюцию съезда был включён призыв уже ко всем тюркским народам перейти на латиницу.

Съезд 1926 года имел огромное значение – во-первых, в его работе приняли участие и зарубежные делегации, в том числе турецкая (и положительное впечатление от советского опыта, безусловно, оказало влияние на решимость Кемаля в деле латинизации турецкого письма).Во-вторых, во исполнение решения съезда, создавался Всесоюзный центральный комитет нового тюркского алфавита в Баку, оформленный постановлением ВЦИК СССР от 11.05.1927.

Через два года эта организация была преобразована во Всесоюзный центральный комитет нового алфавита и переведена в Москву, после чего процесс латинизации вышел далеко за пределы республик Кавказа, Закавказья и Средней Азии [5].

Коснулся  процесс латинизации и Вотской автономной области, где с 1930 г. под руководством партийных органов началась активная разработка проектов нового удмуртского алфавита [6]. В дальнейшем работа шла рука об руку с коми активистами (В.И.Лыткиным и др.) с целью введения единого коми-удмуртского алфавита, что оказалось возможным в силу полного совпадения фонематического состава соответствующих литературных языков.В 1931 г. в Удмуртии начинает свою деятельность местный комитет ВЦК НА (в нём участвовали Семён Жуйков, Яков Ильин и др. известные деятели удмуртского просвещения). 16 января 1931 г. пленум ВЦК НА утвердил проект коми-удмуртского алфавита на основе принятого к тому времени т.н. нового унифицированного алфавита, сменившего в Азербайджане “Jeni Jol” и использовавшегося для латинизации письменностей многих других народов СССР (в частности, и татар).[стр.100]Близкие к этому алфавиты предлагались историко-этнографической секцией московского филиала общества по изучению коми края, Д.В.Бубрихом и другими разработчиками.

Внешний вид разработанных в то время латинских алфавитов был весьма своеобразным: активно использовались перевёрнутые, перечёркнутые, снабжённые хвостиками и иными модификациями латинские и русские буквы [7]. С лингвистической точки зрения, основополагающим принципом построения таких алфавитов был принцип: “одна графема – одна фонема”. Этот принцип особенно  отстаивал Н.Ф. Яковлев, разработавший даже специальную формулу для вычисления оптимального количества графем, необходимых для адекватного выражения фонологической системы языка [8]. Как можно видеть, практически здесь имело место  возвращение к принципам отображения удмуртской фонетики, которые в своё время отстаивал отец удмуртской образованности  Н.И.Ильминский (70-е – 90-е гг. XIX в.)., что и понятно, поскольку в обоих случаях письмена разрабатывались профессиональными языковедами (к  делу разработки нового унифицированного алфавита, как известно, был привлечён цвет советской лингвистики: Н.Ф.Яковлев, А.А.Реформатский, Б.М.Гранде, Н.В.Юшманов, Е.Д.Поливанов и др.).

В Удмуртии окончательное введение латинского алфавита было намечено на 1933 г., однако ещё в 1932 г. вследствие плохой организации работы местный комитет нового алфавита по сути прекратил своё существование, и в дальнейшем партийно-советские органы, к счастью, не проявили активности в его реанимации.

Так закончился первый этап разработки удмуртского латинографического алфавита. Легко видеть, что вся работа по подготовке “первой латинизации” удмуртской письменности полностью укладывалась по содержанию и форме в шаблоны большевистской политики модернизации, проводившейся в чаянии мировой революции. Как правильно отмечал в своё время известный советолог Вальтер Колаш, “смена алфавита <на латинский> была призвана помочь воплотить в жизнь лозунг “пролетарии всех стран, соединяйтесь!”, в частности – усиливая связи между пролетариатом Запада и трудящимися массами Востока. По этим причинам был выбран универсальный латинский алфавит; он не ассоциировался с каким-то отдельным народом или небольшой группой народов, как кириллическое письмо” [9]. Важно, что инициирована  кампания по латинизации удмуртской письменности была также целиком и полностью извне.

[стр.101] Последнее обстоятельство вполне соответствует общей тенденции развития удмуртской письменности, поскольку само ее возникновение  было целиком и полностью связанным с действием внешних для удмуртского общества факторов. “Первая латинизация” не была воплощена в жизнь, но она тем не менее оказалась  вплетенной в канву истории удмуртской письменности.

Действительно, едва ли можно объяснить её провал, ссылаясь только на вялость действий ВЦК НА в деле внедрения в Удмуртии латинского алфавита, или только на плохую организацию работы местного комитета. Полагаю, что, наоборот, отсутствие активной заинтересованности центральных властей в этом деле вызывалось его достаточно очевидной нецелесообразностью.

При оценке потребностей того или иного письма в латинизации в СССР реально учитывались интересы не только дела мировой революции и пролетарского сотрудничества, но и соотношение выигрыша от такого перехода с его социальной ценой (за счёт разрыва с многовековой литературной традицией, например). – это спасло от латинизации такие старые и развитые письменности, как русская, грузинская, армянская.

Что касается удмуртов, то они ещё с конца XIX обладали если и не старой, то во всяком случае весьма удобной и устойчивой графической системой, сохранившейся до сего времени. В этом, видимо, и кроется основная причина неуспеха мероприятий по латинизации удмуртской письменности. Сравним, например, ситуацию с таковой у испытавших латинизацию ближайших родственников удмуртов – коми,  у которых до революции существовал разнобой в использовании довольно неудобных графических систем, а после революции утвердилась фонетическая азбука на основе кирилловской графики, составленная В.Молодцовым. Эта графика по степени вычурности начертаний и неудобству воспроизведения как от руки, так и типографским способом даже превосходила вышеописанные латинские алфавиты [10].

В конце концов, начавшийся с конца тридцатых годов опять-таки централизованный процесс перевода реформированных или вновь созданных письменностей на кириллическую основу надолго похоронил саму идею о возможности латинизации удмуртского письма: удмурты, в числе немногих советских народов, счастливо избежали культурного переворота и неизбежных в случае форсированной смены письменности материальных и моральных издержек.[стр.102]

II

  По прошествии полувека перестройка эксгумировала идею латинизации. Постепенный отказ советского руководства от принципов “демократического централизма” освобождал лежавшую до того под спудом инициативу представителей национальной интеллигенции. В общем, по сравнению с тем, что имело место в 1920-30-ые  гг., развитие латинизаторских тенденций происходило сходным образом, существенно различаясь в одном: на сей раз эти тенденции воплощались  в жизнь не централизованно, не под руководством коммунистической партии и советского правительства, но помимо них или вопреки их воле.

Соответственно побуждения и методы у сторонников смены графики были иными, чем во время первой латинизации. Вот как, например, велась агитационная работа среди татар в пользу перехода на латиницу: “Наша русифицированная графика настоящего времени является большой преградой в развитии языка, уже более полувека его душит. На основе этой графики дети татар, обучающиеся даже в татарских классах, не могут в совершенстве изучить свой язык, не могут правильно читать. А дети татар, обучающиеся в русских школах, зная эту графику только на основе русской графики, читают по-татарски только “на русском”. И представителям других наций изучать татарский язык очень трудно, очень сложно. Надо сказать правду, даже человек, всю жизнь читавший и по-русски, и по-татарски, не может бегло, легко читать современное татарское письмо” [11].

Отдавая дань богатству фантазии автора вышеприведённого отрывка, с удовольствием отмечу, что упоминавшееся уже совершенство современного удмуртского письма  ставит на пути латинизации последнего твёрдый заслон. Во всяком случае, удмуртский лингвист Риф Насибуллин (именно он вновь поставил в 1993 г. вопрос необходимости “второй латинизации” [12]), хотя и приводил иногда аргументы не менее фантастического содержания (например, он всерьёз писал о том, что до прихода Стефана Пермского удмурты и коми могли использовать письмена, подобные латинским), но всё же не апеллировал к несовершенству графики.Из числа рациональных аргументов самое большее, о чём могла идти речь – это апелляция к тому, что силлабический принцип кирилловской удмуртской письменности является для удмуртов не вполне удобным –  поэтому выдвигались и проекты реформирования письма без смены графики, но с переходом на фонемный принцип (Д.В. Бубрих, В.И. Алатырев).

[стр.103] Нужно отметить, что в целом идеи “второй латинизации” опирались не на реальные потребности носителей языка, а были занесены на территорию Удмуртии ветрами пришедшегося на 1990-е годы процесса массового отказа от кириллицы в союзных и автономных республиках бывшего СССР [13]. Процесс этот не был, конечно, самостоятельным и самоценным явлением, а всего лишь отражал в области культуры стремление национальных активов (элит) к обособлениюот централизованного государства или приобретению особых прав по сравнению с другими его гражданами. Хотя сами латинизаторы, разумеется, предпочитают придавать своей аргументации чисто лингвистические формы.

В Удмуртии реализация вышеописанных стремлений имела свои особенности, в результате чего национальный актив был вынужден переключиться на реформирование в духе дерусификации не графики, а собственно языка (о чём мне уже приходилось писать [14]), так что движение за “вторую латинизацию” не только в целом потерпело неудачу, но и не сумело собрать под свои знамёна сколько-нибудь активные интеллектуальные силыНо сути дела неуспех этой компании не меняет – и в нашем случае латинизаторские инициативы были и остаются формой своего рода этнической манифестации.

Что до самих проектов латинизации, разработанных в 1990-е годы, то они остаются совершенно не изученными и даже полностью не собранными. Опубликовано ничтожное их количество (два проекта, принадлежащих Р.Ш. Насибуллину [15]), между тем как подобными разработками занимались В. Ложкин, В.В. Напольских, С.А. Максимов, И. Митюшев (для коми; обсуждался вопрос и о применении для латинизации удмуртской письменности), Э.-Ю.Салминен и др.

Интересно заметить, что принятию названных проектов самым серьёзным образом препятствует их низкое качество. Поскольку обсуждение особенностей разработки графических систем представляет достаточно специальную тему, заметим лишь следующее. Во-первых, проекты в большинстве своём отходили от “новоалфавитского” принципа “одна графема – одна фонема”, допуская диграфы для обозначения отдельных фонем, что явилось, безусловно, шагом вперёд. Однако они оставались совершенно не оптимизированными для удмуртской фонотактики, результатом чего зачастую было появление самых причудливых сочетаний графем.  Во-вторых, ни один из авторов не обращал внимания на вопросы удобства использования своей системы на письме, в конце концов, на эстетиче- [стр.104]скую сторону дела. Это резко контрастирует с практикой “первой латинизации”, когда качество проектов скрупулёзно рассматривалось с точки зрения дидактики,  эргономики и т.п.

Наконец, под проекты не была подведена здоровая идеологическая база. Действительно, практически все разработчики исходили из очевидно ложной посылки о необходимости полной замены ныне употребляющейся удмуртской графики, как не удовлетворяющей неким, по большей части, иллюзорным, требованиям: “сейчас поставлен вопрос о переходе на латинскую графику, по примеру родственных венгров, эстонцев и финнов” (В.Е. Владыкин, Л.С. Христолюбова). Собственно говоря, именно наличие латинопишущих “старших братьев” и является, по-видимому, реальным двигателем идей современных латинизаторов [16].

Хотелось бы с связи с этим привести пример из собственной практики. Весной 2001 года ко мне обратился один из активных организаторов намеченного на апрель того же года в Ижевске международного этнофутуристического  фестиваля „Тангыра“ Юрий Лобанов с просьбой ознакомить его с проектами латинизации удмуртской графики и оказать помощь в написании на плакатах и буклетах фестиваля удмуртских слов латиницей. Видя искренний интерес г-на Лобанова, я не решился ему отказать, и в конце концов для названных целей  был использован латинографический алфавит, разработанный мною ещё в 1998 году (mea culpa). Насколько я мог понять из данных мне объяснений, отказ от кириллических письмен представлял собой важную этнофутуристическую составляющую мероприятия. Необходимо учесть, что сама концепция этнофутуризма была разработана в Эстонии, и затем экспортирована финно-уграм России явно не с целью пропаганды общероссийских культурных ценностей и добрых чувств к русским. В результате не только буклеты фестиваля “Тангыра” украсились латинскими письменами, но и с 2001 года названия рубрик и оглавление выходящего на удмуртском языке журнала “Инвожо”, подконтрольного Ю. Лобанову, также дублируются (к сожалению, с многочисленными ошибками, связанными с плохим знанием латинского алфавита) латиницей. Сейчас (2002 г.) к выходу готовится четвёртый номер  названного журнала, в котором финский энтузиаст латинизации Эса-Юсси Салминен обещает поместить наиболее репрезентативную подборку проектов латинизации (в том числе и свой собственный [17]), что должно укрепить источниковую базу и соответственно продвинуть исследования этого сюжета из истории удмуртской письменности.

[стр.105] Подведём итог. Возникновение движения за “вторую латинизацию”, как можно заметить, опять-таки было обусловлено на уровне идеи внешними для удмуртского общества факторами, и, также как в первом случае, судьба этого движения оказалась согласованной с законами развития удмуртской письменности, которое всегда определялось действием каузально самостоятельных креационных толчков (что  особенности особенно хорошо прослеживается на материала дореволюционной истории удмуртской письменности). Специфика её истории проявлялась, скорее, в том, какую реакцию вызывали эти импульсы, поскольку они, как я уже отмечал, имели внешний характер, будучи порождены разнообразными событиями и тенденциями общероссийской истории.

Именно поэтому сюжеты, связанные с инициативами по латинизации удмуртской письменности, несмотря на то, что ни один из такого рода проектов не был реализован, а сама латинизация удмуртской графики, в силу высокого качества последней, едва ли необходима, заслуживают в дальнейшем комплексного, более полного изучения. Представляется, что при этом могут быть прояснены некоторые интересные, но неразработанные проблемы, как в области социолингвистики, так и в области этнополитологии, собственно истории и т.д. В актуальности таких исследований, учитывая реалии политической и культурной жизни России и Удмуртии, сомневаться не приходится.

Электронный оригинал статьи находится по адресу:
www.udmurtology.narod.ru/texts/latin.htm

Denis Sacharnych © 2002-2004. Ссылка обязательна

Сайт Дениса Сахарных