Жаков К.Ф. Зыряне: местность обитания

Этнограф, едущий по Вычегде, смотря на угрюмые леса и редкие села с палубы парохода, догадывается, что здесь жизнь расположена в одну линию — вдоль реки, культурная часть местности имеет одно измерение, а не два. В «холодной даче», какой кажется ему эта местность, между реками нет жизни — там леса и болота. Недаром сами зыряне другие части России называют «Паськыд-места» — широкие места. Здесь нет фабрик и заводов, которые дают жизни разнообразие, нет шоссейных дорог, река и лесная дорога возле реки — вот пути сообщения. Земледелие однообразно — трехпольной системы и только вдоль реки, остальная страна эксплуатируется охотой. Лишь в последнее время там и сям производится рубка и сплав леса, несколько оживляющие край.

Такое простое явление, т.е. то, что жизнь здесь пока возможна только вдоль реки, имеет важное, по моему мнению, значение для психологии народа. Эта жизнь ничего не создает ни в науке, ни в поэзии, ни в промышленности, здесь живет ровный, умный народ, уклонения невозможны; человек, более впечатлительный, чем средний, со способностями, отличными от нормы, должен отсюда бежать или подпасть под власть алкоголя, потому что ему некуда применить особенности психического склада. «От нас ученый бежит далеко», — говорят зыряне. «Вино нас погубило», — говорят они все, кроме ровно-умных, среднезажиточных крестьян-охотников: они — нор-

[18]

ма страны. Здесь невозможна никакая интеллигенция, пока промышленность не сделает эту жизнь более разнообразной.

Такова здесь культурная жизнь человека, она однолинейна. Но есть здесь и нечто другое — лесная жизнь. Леса наполняют почти все пространство. Они — место охоты и подвигов, они —источник мистицизма и поэзии. Леса не стеснены реками, они беспредельны, и они развили чрезвычайную подвижность характера зырянина. Как мало в нем общественного ума, так же много дикой, стихийной силы. Сколь робок зырянин в общественно-культурном отношении, как воспитанник узкой, в одну линию расположенной жизни, столь же он смел и отважен как охотник, как человек отхожих промыслов, «он сын просторных, вольных лесов».

Поэтому при рассматривании природы местности важно иметь в виду эти два фактора: однолинейность в расположении сел и деревень, обусловленную суровостью климата и отдаленностью местности от промышленных центров, и обширные леса, покрывающие страну. Второй фактор, быть может, важнейший, и поэтому на нем нужно остановиться подробнее.

Какое впечатление производит лес на зырянина, видно уже из того, с какой любовью относится он к нему и к его особенностям, какое обилие названий имеется для этих особенностей леса. Так, например, возвышенно-ровное место, покрытое елью, называется парма. Этим же именем называется невысокое место, сухое, покрытое елью и окруженное возвышенностями (от этого слова «парма» г. Лыткин производит слово «Пермь»). Ровное место с елью называется чётчкос. Сырое место, где растет береза, — иöнöд, сухое место, покрытое березой, — рас, возвышенное место, где сосны, — яг (не отсюда ли баба-яга?), холмик, где сосны, — дав, холм среди нормы — гринöк, террасовидное место — керöс и т.д. Все это отмечалось зырянином, изучалось с большой любовью, влияло на его душу. Каждая речка в лесу, каждый ручеек, каждая горка имеют названия. Последние часто кончаются на слоги: ю (река) и йоль (речка). Не только все животные и птицы носят зырянские имена, но и цветы и грибы тщательно изучены и поименованы. Все это свидетельствует о чрезвычайном внимании зырянина к содержанию и жизни леса.

[19]

Дремучий лес дал шаманству зырян определенное направление. Бог леса — вöрса — занял нейтральное место между богами, если не по могуществу, то по близости к человеку. Теперь, когда все старые боги забыты, бог леса еще играет огромную роль в их поверьях, в суеверных рассказах. Он нет-нет да и появится со своей собакой между охотниками и закричит: «Тöт, тöт!» Так кличет он свою собаку.

Своеобразный мистицизм зырян обязан своим развитием лесу и охоте. Дремучий лес всегда полон неожиданностей, напастей и бед, он развивает в человеке мысль о величии и важности существующего, с другой стороны — недоверие к видимости чего бы то ни было. Намереваясь изложить значение охоты для выработки миросозерцания немного ниже, здесь скажу только, что лес впервые, быть может, научил зырянина заговору. В лесу можно поставить такие знаки (что и делается), благодаря которым вы можете вернуться тем же путем, каким шли, тогда как никто другой не может читать этих знаков. Является мысль о секрете, о заговоре в том смысле, как его понимают зыряне. Произнося разные заклинания в тех или иных местах, близ сосны, на берегу ручья, человек замечает время и место и потом узнает, что слова его изменили это дерево, тот ручей. Так вырабатывается взгляд, что слово изменяет предметы своей таинственной силой, скрытой в нем. Вырабатывается характерная черта мистицизма зырян.

Не только крупные свойства леса, но и его мелкие особенности вроде того, что в нем легко можно заблудиться, были опоэтизированы и мистифицированы. Так, народ говорит, что в лесу растут целебные травы (никонова трава, адамова голова, грыжная трава). Но часто бывает, говорят, что раз найдешь то место, где они растут, а другой раз туда же придешь, да не увидишь этого места, «не показывается».

Так как гор (высоких) у зырян нет, ни озер (одно лишь небольшое озеро Съимты у верховьев Вишеры), то кроме леса и довольно крупных рек ничто не развивает их предприимчивости, отважности, мужества. Но эти факторы — лес и довольно большие реки — сделали свое дело. Это видим мы на том, как отличается зырянин от вотяка, который столь близок по языку к зырянину, и от финна, живущего среди скал и озер Финляндии.

[20]

В самом деле, это сравнение дает нам возможность понять психо[1]логическое значение леса в истории зырян с новой точки зрения.

Зыряне предприимчивы, отважны, космополитичны; вотяки не предприимчивы, робки, любят свой домашний очаг более всего. Почему это? Финны скалистой Финляндии настойчивы, терпеливы, чрезвычайно любят свою угрюмую страну, зыряне хотя тоже настойчивы, но не так последовательны, более увлекающиеся и стремятся куда-то вдаль от своей родины: в Сибирь, в Вятскую губернию и т.п. Зыряне, финны, вотяки — все они финского племени, одной урало-алтайской расы, что видно из их языка с одинаковыми корнями, одинакового строения, между тем психология их весьма различна.

Мне кажется, обзор местностей, где они живут, в некоторой степени объясняет нам эту разницу в их характерах. Вотяки живут на маленьких речках и на верховьях рек (на Чепце, на Иже и т.д.). Они, не имея больших лесов для охоты, главным образом земледельцы и, стесненные судьбой, утратили прежнюю отвагу, живя на маленьких речках, охотясь в небольших лесах. Зыряне живут на Печоре, на Ижме, Вычегде — на реках довольно больших, окруженные беспредельными лесами, где полный простор для охотников, на лыжах пересекающих эти дремучие чащи. Большие реки развивают отважность и предприимчивость; далекая охота, в сотнях верст от родного угла, делает человека чуждым домашнему очагу, охота благоприятна для здоровья и развивает сметливость и удальство. Отсюда мы видим, что местности, где живут вотяки и зыряне, объясняют разницу характеров, давно подмеченную этнографами. Относительно финнов нужно сказать, что они живут среди скал и озер, в борьбе с суровой стихией развили свои силы, но, не имея больших пространств для своей деятельности, употребили свою энергию не на расширение, а на углубление своей жизни и, живя в тесном пространстве, отлично разработали свой уголок. Зыряне и вотяки жили все время при иных условиях, и жизнь их не так интенсивна, как жизнь финна. Так география разъясняет этническую разницу этих племен, между которыми одно общее — настойчивость. Из такого сопоставления мы видим, какое значение имеет обширный дремучий лес на психический склад зырянина.

[21]

Теперь скажем о третьем свойстве той местности, где живут зыряне, так как это свойство тоже имеет влияние на психический склад человека вообще. Это однообразие пейзажей, однообразие красок и сочетания линий. Все те же низменные берега реки, те же хвои, те же села на холмах над рекой — эти однообразные картины утомляют ваш взор. Река, по берегам сосновые леса, еловые леса, села и т.д., все одно и то же без конца. Невольно думается вам, что художественные способности народа должны быть малоразвиты в этой местности. Звонкие ручьи в лесах, шум деревьев, пение птиц, свист ветров могли еще развить музыкальные способности, но художественности не на чем развиться. Так оно и есть в действительности, хотя отсутствие художественности обязано не одному этому фактору, но и другим, о чем будет речь ниже. Поэтов, певцов мало между зырянами, песен своих у них также мало (я знаю не больше десятка чисто зырянских, хотя заимствованных русских значительно больше). Между тем замечается чрезвычайная любовь к музыке: что ни село, то и гармонист там. Юноши и дети все играют. Есть музыкальный слух, но мало художественных, словесных концепций, что необходимо для составления песни. Сильно чувствует зырянин, но чувствам нет исхода ни в звуках, ни в красках, лишь в слезах и смехе все выражается и в необычайной любви к музыке.

Таким образом, однолинейность жизни, беспредельность лесов, однообразие природы наложили свою печать на психический склад народа. Если прибавить сюда суровый климат, с сугробами снега десятимесячную зиму, можно представить, каким суровым, трудолюбивым, терпеливым и в то же время смелым, отважным должен был стать народ, здесь живущий; но есть иные факторы, осложняющие характер человека.

[22]

Цитируется по изд.: Инородцы. Очерки дореволюционной этнографии. М., 2017, с. 18-22.